Невроз По в интерпретации М.М. Зощенко «В начале моей книги я уже упоминал имя…

Невроз По в интерпретации М.М. Зощенко

«В начале моей книги я уже упоминал имя Эдгара По, имя замечательного писателя, влияние которого было огромным на судьбу всей мировой литературы. Личная же его судьба была безрадостна, беспросветна, ужасна. Эдгар По писал: «У меня такая угнетённость духа, которая погубит меня, если будет продолжаться…», «Ничто не может мне доставить радости или хотя бы малейшего удовольствия: Чувства мои в данную минуту поистине в жалостном состоянии…», «Убедите меня, что мне надо жить…» Он писал эти слова, когда ему было меньше тридцати лет. В сорок лет он умер.

Вся сознательная его жизнь была заполнена бедой, удивительной тоской, причины которой были ему непонятны. Я не имею под рукой достаточных материалов, чтобы тщательно исследовать жизнь этого человека. Но даже скудные материалы говорят о крайне чувствительной психике, о болезненном сознании, о неврозах, какие нельзя не заметить. Я отмечу несколько фактов, взятых из биографических материалов. Я отмечу те факты, какие мне кажутся характерными, какие имели значение или влияние на болезненную психику Э. По.

Его родители жили в нищете. Они умерли, когда ребенку было два года. Приемный отец взял его на воспитание. Когда приёмный отец пришёл его взять (пишет биограф), мальчик находился в каком-то оцепенении. Нянька успокаивала ребёнка тем, что совала в его рот хлеб, намоченный в вине. В пятилетнем возрасте ребёнок едва не погиб. Он упал с дерева. Причем упал в воду, в пруд. Мальчика вытащили из воды почти мертвого, без пульса. Его едва вернули к жизни. Когда ему исполнилось шесть лет, его повезли в Англию. Все биографы отмечают, что длительное морское путешествие произвело на него необычайно сильное впечатление.

Один из биографов пишет: «Дважды совершенное путешествие по воде предрешило многое в развитии отличительных черт Э. По». Другой биограф (Гаррисон) отмечает, что «на его впечатлительный характер чрезвычайно повлияли два океанских путешествия». Тот же биограф отмечает, что Э. По весьма долго не мог научиться плавать, хотя настойчиво стремился к этому. С необыкновенным упорством он старался постичь эту науку. Однако он научился плавать, уже будучи взрослым. И даже достиг в плавании рекорда, проплыв однажды несколько миль. Однако плавание нередко заканчивалось бедой. «Однажды (пишет биограф) он вышел из воды, весь покрытый волдырями». Нередко плавание заканчивалось рвотой. Мы видим сцены необыкновенной ясности: человек несомненно преодолевал какие-то огромные внутренние преграды, возникающие вне сознания.

Можно смело сказать, что вода действовала на Э. По угнетающим образом. Оборонный рефлекс сопровождал любое столкновение с водой. Неосознанный страх присутствовал при встрече с условным раздражителем. Я не берусь восстанавливать общую картину психоневроза Э. По. Но я могу отметить, что объекты устрашения и условные связи, ведущие к ним, весьма явственны. Эдгар По пишет женщине, которую он любил (Ел. Уитман): «Я избегал вашего присутствия, и даже города, в котором Вы жили…» Интересно отметить, что Э. По избегал этой женщины, так как он (не имея на то никаких оснований) считал её замужней. И только потом он «в этом разуверился».

Мотив для того, чтобы избежать этой женщины, был поистине необыкновенным. Понадобились искусственные, придуманные мотивы для того, чтоб оправдать свое, казалось бы, непонятное бегство. В другом письме Э. По пишет этой женщине: «Я не смел говорить о вас, тем менее видеть вас. В течение лет ваше имя ни разу не перешло моих губ: Самый шёпот, касавшийся вас, пробуждал во мне трепещущее чувство, смутно слитое из страха, восторженного счастья и безумного, необъяснимого ощущения, которое ни на что не походит так близко, как на сознание вины…» С поразительной ясностью Э. По раскрывает картину своей беды. Сам того не подозревая, он дает тщательный анализ своего психического состояния. Он находит в своём состоянии элементы: страх, радость и вина.

Нет сомнения, что школа Фрейда увидела бы в этом так называемый эдипов комплекс. Другими словами, увидела бы в этом тайное и подавленное влечение к своей матери. Она увидела бы в этом нравственный запрет и боязнь наказания, которое налагается на человека в условиях цивилизованной жизни. Биографы отмечают, что Эдгар По любил образ своей матери. Всю жизнь он не расставался с медальоном, в котором был её портрет. Должно быть, и в этом маленьком факте школа Фрейда увидела бы истинное оправдание своих выводов. Тем не менее, выводы эти не оправдываются. Мы снова видим здесь нечто иное, чем эдипов комплекс. И вот почему.

Мать Эдгара По умерла, когда ребёнку было два года. Сомнительно, что годовалый ребенок мог испытывать нравственное волнение или страх наказания за свои младенческие чувства к матери. Но ещё более сомнительно, что эти чувства и волнения ребенок испытывал после двух лет. Он не мог их испытывать. Он не видел матери — она умерла. Стало быть, ребёнок не мог подавлять или запрещать свое влечение к матери, в какой бы форме оно ни было. И, стало быть, если возник запрет, то он возник по иным причинам, не оправдывающим соображения Фрейда об эдиповом комплексе. Какие же, в таком случае, могли быть иные причины?

Только те, о которых мы говорим в нашей книге. Не нравственные мотивы и не страх наказания за свои младенческие «влечения», а иного характера страх — перед предметами, в значении которых младенец ошибся, — вот что имеет место. Оборонный рефлекс мог возникнуть только лишь на основе этих «вещественных» мотивов. Все остальные мотивы были продиктованы дальнейшим развитием. Нет сомнения, они могли оказывать влияние на поведение субъекта. Однако сомнительно, что эти мотивы могли носить патологический характер. Итак, среди болезненных представлений Э. По мы находим несколько элементов весьма явственных: вода — мать — женщина.

Можно допустить, что имелись ещё и иные объекты устрашения. Однако и найденные объекты с достаточной ясностью говорят нам о патологическом характере отношений к ним. Не понимая, что с ним и каковы причины его несчастья, Э. По стал пить. Этим он хотел сбросить с себя оцепенение, хандру, торможение, которые возникали у него при столкновении с объектами его устрашения. Умер Э. По неожиданно и при странных обстоятельствах. Он выехал из Балтимора в Филадельфию. Поездной кондуктор нашел его на полу в каком-то странном оцепенении. Его отправили в больницу. И там он вскоре умер. Свидетели его смерти писали, что и в больнице он все время находился в каком-то судорожном состоянии. Весь путь его жизни, его болезни, тоски и гибели имеет следы патологии, имеет, как мне кажется, следы неверных условных связей, ошибочно возникших при первом знакомстве с окружающим миром».

Михаил Зощенко — Повесть о разуме

#БессознательноеВлитературе