ТРИ СОСТАВЛЯЮЩИХ САМОУБИЙСТВА
Самоубийство как явление может быть охарактеризовано тремя составляющими элементами.
💢 Убийство
Во-первых, это убийство. В немецком языке [как и в русском] термин «Selbstmord» буквально означает «убийство себя самого», то есть словообразующим корнем служит «убийство». Однако вторая часть термина — «само» — предполагает, что это убийство, совершенное самим человеком. Иными словами, создается ситуация, когда убийцей и жертвой одновременно становится один и тот же человек. Известно, что мотивы убийства многообразны; то же самое можно сказать и про мотивы людей, ищущих смерти, как бы абсурдно это ни звучало. При принятии решения о самоубийстве личность стремится к самоуничтожению.
Вне всякого сомнения, такое неестественное побуждение имеет свою мотивировку, которая и является предметом нашего изучения. Смертельно раненный на поле битвы умоляет прикончить его и тем самым положить конец невыносимой боли. Нетрудно догадаться, что чувства потенциального убийцы будут зависеть от того, является ли он другом или врагом просящего о последней услуге; однако эмоции человека, ищущего смерти, в обоих случаях будут одинаковыми.
В каждом отдельном случае самоубийства преобладает тот или иной компонент. Есть люди, которые не в силах сами наложить на себя руки. Такие бросаются под поезд. Устранение, уход, отторжение, истребление — эти термины являются в своем роде эвфемистическими синонимами слова «уничтожение». Не мудрствуя лукаво такие побуждения называют желанием убить — убить не из извращенных садистских намерений, но с примитивной и конкретной целью самообороны.
В повседневной жизни добропорядочных людей эти порывы, как правило, подавляются; исключение составляют лишь сообщества дикарей, преступников и психопатов. Подавленные эмоции формируют различные комплексы. Наиболее мощным сдерживающим средством является нейтрализация импульсивных намерений, порожденных первобытными инстинктами, присущими каждому человеку. Агрессивные чувства могут быть нейтрализованы положительными эмоциями; принято считать, что «от ненависти до любви один шаг».
В итоге завоеватель может оказаться не так уж и плох, выясняется, что с ним можно торговать, немного погодя уже ведутся и совместные дела, а там, глядишь, бывшие неприятели уже здороваются за руку. В истории человечества было тому немало примеров: греки и римляне, саксы и норманны, американские индейцы и колонизаторы. Так же и в отношениях между частными лицами. Нередко случается, что тот, кто был заклятым врагом, становится закадычным другом.
Само собой разумеется, такое происходит не всегда; порой враждебность бывает непреодолима. В то же время возможен и такой вариант — люди быстро забывают зло и искренне считают, что всегда прекрасно относились к объекту былой ненависти.
💢 Желание убить
Практически с момента рождения в сердце ребенка дремлет агрессивность, направленная на объекты внешнего мира. Более отчетливо агрессивная реакция ребенка проявляется при появлении конкурента или угрозе лишения удовольствия, например, материнской ласки. Такого рода обстоятельства сразу же вызывают резкое повышение агрессии (ранее носившей латентную форму). В сущности, подсознательной целью агрессивности является уничтожение раздражающего объекта. При этом возникают чувства негодования и страха — страха перед возможным возмездием и другими негативными последствиями.В результате обнаруживается закономерное желание избавиться от источника лишений и объекта, вызывающего страх. (Впоследствии чувство страха может возникать в связи с иными обстоятельствами.)
Устранение, уход, отторжение, истребление — эти термины являются в своем роде эвфемистическими синонимами слова «уничтожение». Не мудрствуя лукаво такие побуждения называют желанием убить — убить не из извращенных садистских намерений, но с примитивной и конкретной целью самообороны. В повседневной жизни добропорядочных людей эти порывы, как правило, подавляются; исключение составляют лишь сообщества дикарей, преступников и психопатов. Подавленные эмоции формируют различные комплексы, речь о которых пойдет ниже. Наиболее мощным сдерживающим средством является нейтрализация импульсивных намерений, порожденных первобытными инстинктами, присущими каждому человеку.
Агрессивные чувства могут быть нейтрализованы положительными эмоциями; принято считать, что «от ненависти до любви один шаг». В итоге завоеватель может оказаться не так уж и плох, выясняется, что с ним можно торговать, немного погодя уже ведутся и совместные дела, а там, глядишь, бывшие неприятели уже здороваются за руку. В истории человечества было тому немало примеров: греки и римляне, саксы и норманны, американские индейцы и колонизаторы. Так же и в отношениях между частными лицами. Нередко случается, что тот, кто был заклятым врагом, становится закадычным другом. Само собой разумеется, такое происходит не всегда; порой враждебность бывает непреодолима. В то же время возможен и такой вариант — люди быстро забывают зло и искренне считают, что всегда прекрасно относились к объекту былой ненависти.
В соответствии с теорией Фрейда враждебность является проводником, прокладывающим дорогу к новым межличностным контактам, и лишь затем наступает время любви, которая согревает отношения, подобно тому, как молодая поросль пробивается на каменистом склоне. Если деструктивные импульсы, желание убить — какую бы направленность, внешнюю или внутреннюю, они ни имели — нейтрализовать позитивными эмоциями, то разрушительные и убийственные тенденции трансформируются в творческие и созидательные побуждения, и здоровые жизненные силы восторжествуют над желанием уйти из жизни. В этом смысле антитезой убийства является коитус, утверждающий воспроизводство жизни.
💢 Желание быть убитым
Другим составным элементом самоубийства является мотив, противоположный желанию убить. Эту мотивацию можно сформулировать как желание быть убитым. Почему же люди, вместо того чтобы умереть по собственному почину или убить другого человека, предпочитают быть убитыми!
Это желание является крайней формой покорности, равно как убийство представляет крайнюю степень агрессии. Получение удовольствия от унижения, боли, поражения является неотъемлемой чертой мазохизма, то есть обратной реакцией принципа «наслаждение — боль». Но я бы не стал упрощать эту проблему. Стоит тщательно изучить, каким образом наказание становится желанным и в чем причина того, что людям нравится болеть или искусственно создавать себе трудности, порождающие страдание.
Иногда этот пассивный способ самоуничижения, позволяющий избежать ответственности за печальный исход, принимает дикие, абсурдные формы. Один пациент, явно небольшого ума, поддавшись расхожему мнению о причинах простудных заболеваний, пытался заболеть воспалением легких. С этой целью мазохист принимал горячую ванну и становился у открытого окна.
Другой пациент постоянно твердил о своем желании свести счеты с жизнью и один раз уже был спасен медиками после неудачной попытки отравиться выхлопными газами у себя в гараже. Пообещав, что больше таких «подвигов» совершать не будет, он, зная о своем больном сердце, стал усиленно заниматься спортом в надежде, что его хватит удар.
Своим поведением он преследовал две цели. Во-первых, он пытался довести до конца свой план самоуничтожения, а во-вторых — насолить врачам, позволившим ему заниматься спортом. Однако он не преуспел в своем начинании. К удивлению окружающих и своему собственному, он стал победителем на теннисном турнире, взяв верх над более опытными и сильными профессиональными игроками. Раздосадованный потенциальный самоубийца полностью забросил спорт.
Кто сидел у постели человека, умирающего от собственноручно нанесенных ран, и выслушивал его мольбы спасти ему жизнь, на которую умирающий покушался незадолго до этого, тот в полной мере ощутил парадоксальность ситуации — самоубийца не хотел умирать! В таких случаях принято считать, что пациент, повинуясь минутной слабости, «меняет свою жизненную позицию». Однако это не объясняет причину подобной перемены.
Как правило, боль не так уж велика. В действительности перспектива смерти становится менее отчетливой, чем непосредственно перед попыткой самоубийства, так как «надежда умирает последней». Создается впечатление, что для этих людей самоубийство — не более чем детская игра, а их возможность к адекватному анализу происходящего так низка, что они до конца не осознают, что творят. Совершая самоубийство, в глубине души они не верят, что умрут.
Однако создается впечатление, что некоторые люди искренне верят в то, что останутся живы, причем практически на сознательном уровне. Мой коллега из Чикаго Н. Лайонел Блицтен особо подчеркивал, что такой стереотип поведения (игра, своего рода спектакль, в трагический финал которого пациент не верит) свойственен пациентам, подверженным конкретным типам депрессивного состояния. Блицтен обозначил эту патологию термином «амфитимия».
Есть основание считать, что дети также имеют некоторое представление о смерти, как об «уходе», причем этот «уход» в воображении ребенка ассоциируется с «возвращением». Вероятно, концепция будущей жизни, имеющая столь многих приверженцев, базируется на отождествлении смерти и «ухода». (Фрейд сравнивал такое поведение с беззаботной детской игрой в прятки.)
Следует различать сознательное желание смерти (или столь же сознательное желание ее избежать) и подсознательное стремление умереть, причем последнее, как мы уже убедились, представлено совокупностью объединяющих и конфликтующих факторов. Можно предположить, что под- сознательное желание избежать смерти или более точно — отсутствие желания умирать — находит отражение в многочисленных неудавшихся попытках самоубийства, обусловенных несовершенством «техники» исполнения задуманного.
Карл Меннингер — Война с самим собой
#ЖизньДуши
