Тревожное расстройство у ребенка
Родители, обращающиеся за консультацией из-за болезни ребенка, не только хотят, чтобы его лечили и вылечили, но и стремятся услышать те слова, которые помогут понять происходящее. Как только поставлен диагноз тревожного расстройства, вызванного разделением, все родители задают вопрос о причине. Они ждут объяснений, одновременно страшась того, что могут услышать.
Ребенок с эмоциональными и поведенческими расстройствами, необходимость консультироваться по его поводу у психолога или врача – все это ставит под вопрос методы воспитания, которых родители придерживаются и бросает тень на то, насколько хорошими родителями они могут быть. Часто они задают себе вопросы о своей ответственности и ищут объяснение в своей собственной истории, их поиски всегда в большей или меньшей степени окрашены чувством вины.
Пример – мать, которая считала, что у ее сына развилось тревожное расстройство, вызванное разделением, поскольку, когда ему было 12 лет, она оставила его на неделю со своими родителями, а сама уехала в отпуск с мужем. Точно так же довольно часто родители ищут особое событие, травму, которую якобы перенес ребенок и которая должна всё объяснить. Иногда диагноз подливает масла в огонь старых конфликтов, связанных с семейной историей, когда один из родителей более или менее открыто обвиняет другого в том, что тот отвечает за случившееся с ребенком.
Но ни одна теория не может сама по себе объяснить причины тревожного расстройства, вызванного разделением. Этих причин много, и у разных детей они разные. Психология и психиатрия, если отталкиваться от актуального состояния знаний в этих областях, могут лишь дать подсказки, навести на след.
Вернемся к истории Полины, девочки с фобией глотания, связанной с тревожным расстройством, вызванным разделением. Полину описывали как робкого, замкнутого, тихого ребенка, который не осмеливается говорить с другими детьми.
Любое новое явление, любое изменение в ее ситуации или среде вызывало у нее чувство сильного недомогания. Стремясь к совершенству и всегда желая достичь наивысшего уровня, она постоянно сомневалась в своих способностях и боялась, что у нее что-то не получится. Тревожные и/или депрессивные расстройства встречались также и в ее семье. У ее деда по отцовской линии была алкогольная зависимость.
Отец рассказал о своих тревожно-депрессивных симптомах (дискомфорт в животе, заметное снижение аппетита, астения), хронически развивающихся с начала взрослой жизни и имеющих сезонный характер: эти симптомы, в основном, проявляли себя осенью и весной. Наконец, ее мать лечилась от панического расстройства с агорафобией, вторично осложненного депрессивным синдромом.
Когда мы встретились с ней, у нее были заметны проявления тревожности, в том числе учащенное сердцебиение, и они обнаруживались всякий раз, когда ей нужно было выйти из дома. Из-за этих симптомов она постоянно боялась, что у нее начнутся новые панические атаки. Вместе с тем она долгое время наблюдалась из-за настоящих мигреней.
Изучение отношений в семье выявило значительные сбои. Отец Полины, казалось, отсутствовал в эмоциональной жизни своей дочери. Он обычно несколько принижал значение расстройств Полины, но никогда не возражал против информации, предлагаемой ему мной, хотя всегда открыто высказывал сомнения относительно оправданности привлечения его самого к решению проблемы.
Отец приходил на встречи крайне редко, и я никогда не знала, с чем связано его отсутствие – с его нежеланием участвовать в лечении Полины или же с позицией его жены (она то и дело опровергала его высказывания, словно бы желала отстранить мужа от лечения Полины). И, наоборот, между матерью Полины и Полиной были отношения зависимости: она вела себя как излишне опекающая мать, стремящаяся к чрезмерному контролю, – она так относилась и к младшему брату Полины.
Постоянно опасаясь того, что с ними «что-то» случится, она демонстрировала потребность в непосредственной физической близости к ним. Это поведение проявилось сразу при рождении Полины. Полина спала в комнате своих родителей до 4 лет, потом она спала со своим младшим братом, хотя ей была отведена отдельная комната.
Понадобилось около двух лет психоаналитической психотерапии, чтобы у Полины стабилизировался ритм сна и бодрствования, поскольку она часто просыпалась в слезах и не могла унять плач, на который мать всегда реагировала, давая ей бутылочку с соской.
В истории Полины есть много факторов риска, провоцирующих тревожное расстройство, вызванное разделением: заторможенный темперамент Полины, семейная история аффективных расстройств, установки на излишнюю опеку и чрезмерный контроль у ее матери. Но, с другой стороны, невозможно изолировать одну причину тревожного расстройства, вызванного разделением, которое было выявлено у Полины, тем более, что факторы риска, найденные в ее истории, не являются независимыми друг от друга. Заторможенный темперамент Полины и семейная история аффективных расстройств указывают, конечно, на вероятность генетических причин.
Однако чрезмерная робость Полины, ее сомнения относительно собственных способностей и ее боязнь потерпеть неудачу были также порождены или закреплены установками избыточной опеки и чрезмерного контроля, проявляемыми по отношению к ней матерью. Эти установки могут быть связаны с тревожными расстройствами самой матери Полины. Но возможно также, что установки были подкреплены безразличием со стороны отца Полины, причем последнее само могло объясняться потребностью в исключительных отношениях с дочерью, которую демонстрировала мать Полины.
Ирина Сизикова — Страх разделения. От детского возраста до взрослого
#ДетскийПсихоанализ
