СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА
Большая часть толкований человеческой природы вообще не учитывает социальности. Если спросить случайного человека, чем мы отличаемся от других видов, он выдаст: «язык», «мышление», «противостоящий большой палец». Но историю социальности человека можно проследить, по крайней мере, с древнейшей эпохи – четверть миллиарда лет назад, когда на планете еще царили динозавры и едва появились первые млекопитающие.
Социальность не раз позволяла млекопитающим выиграть в лотерее эволюции – она является механизмом адаптации, способствующим выживанию и размножению. Социальность укрепляет связь с окружающими, повышает способность прогнозировать их мысли, улучшает координацию и кооперацию. Не случайно на нас так мощно влияют боль утраты или смех аудитории.
Если считать эволюцию инженером современного мозга, то можно сказать: он запрограммирован договариваться и взаимодействовать с окружающими. И это не его недостатки – это конструктивные особенности. Исключительно благодаря механизмам социальной адаптации мы и стали на Земле доминирующим видом. Впрочем, из-за них же мы и являемся сами для себя загадкой. Собственная социальность для нас слепое пятно. Мы можем лишь предполагать, кто мы есть, – и наши очевидные выводы ошибочны. Цель моей книги – прояснить, до какой степени мы являемся социальными созданиями, и объяснить, как понимание социальной природы человека способно улучшить жизнь отдельного человека и общества в целом.
Социальность является предметом изучения считанные десятки лет, поэтому в функционировании социальных институтов и организаций, не опирающихся на еще несовершенную теорию, имеются колоссальные провалы. Социальные институты прямо или косвенно ориентируются на расхожие взгляды на поведение человека. В целях укрепления общества они оперируют механистическими теориями управления; но школы, коммерческие компании, спортивные команды, армия, правительство и организации здравоохранения не могут быть максимально эффективными, опираясь на неверные толкования социальности.
Сказанное относится и к подразделениям крупных организаций. Любой лидер стремится к эффективности и благополучию своего коллектива, но не может однозначно решить: социальные связи отнимают время у работы или повышают производительность труда и общий успех? Любой лидер обязан знать правильные ответы на эти вопросы, поскольку на них базируются методы его руководства. Нейробиологические исследования свидетельствуют: пренебрежение социальным благополучием снижает продуктивность команды – вплоть до ухудшения здоровья сотрудников. Это происходит по причинам, о которых мы ранее даже не догадывались.
Как в интернете существуют различные социальные сети – каждая со своими возможностями, плюсами и минусами, так и в нашем мозге есть области (тоже по сути «социальные сети»), которые заботятся о нашем благополучии.
Сети мозга зародились на каком-то этапе эволюционного пути от позвоночных к млекопитающим, приматам и нашему виду – человеку разумному. Добавлю, что эти стадии эволюции последовательно проходит ребенок в своем развитии (рисунок).
Задолго до развития у приматов неокортекса млекопитающие отделились от прочих позвоночных и обзавелись способностью ощущать социальную боль и удовольствие, навсегда увязав благополучие с пребыванием в социальных группах. Глубокая потребность в поддержании связи появляется у детей еще до года и сохраняется на протяжении всей жизни
Только у приматов развилась способность понимать поступки и мысли окружающих, укрепилась потребность в социуме и стратегическом взаимодействии. Человеческие дети 2–4 лет в социальном мышлении превосходят взрослых особей других видов. Эта способность помогает объединяться в коллективы, чтобы реализовывать любые идеи, предвосхищать потребности и желания друг друга, поддерживать гармоничную динамику сообщества.
Эволюция подарила нам самосознание совсем недавно. На первый взгляд, именно благодаря самосознанию мы отличаем себя от других и, возможно, из-за него стали эгоистичнее, в действительности же оно мощный инструмент сплочения социума. С 10 до 18 лет подростки познают себя и одновременно социализируются под влиянием окружающих. Связь касается социальной потребности, гармонизация же – процесс нейронной адаптации, обеспечивающей принятие убеждений и ценностей своей группы.начале 1990-х эволюционный антрополог Робин Данбар выдвинул смелое предположение: неокортекс увеличился для того, чтобы приматы могли жить большими группами и вести активную социальную жизнь. Появился даже коэффициент энцефализации (EQ) – цифра, получаемая соотношением размера неокортекса с остальным объемом мозга. Доводы Данбара и его сподвижников впечатляют.
Если относительный размер неокортекса зависит от трех потенциальных факторов, влияющих на объем мозга, – изобретательности индивидуумов, социального обучения и численности группы, – то по последнему можно довольно точно его прогнозировать[39]. В первом исследовании Данбар обнаружил: хотя численность группы и индикаторы несоциальных типов интеллекта привязаны к коэффициенту неокортекса, по численности прогноз выходит точнее. Последующие исследования установили, что сильнее всего этот эффект проявляется в лобной доле.
Подставив в полученные в ходе исследований уравнения коффициент энцефализации, Данбар смог приблизительно подсчитать максимальную численность продуктивной и сплоченной социальной группы для каждого вида приматов. Согласно его данным, максимальная численность человеческой группы – 150 особей. Это больше, чем для прочих приматов. Теперь это называется «числом Данбара», и вряд ли стоит считать совпадением, что подавляющее число организаций функционируют приблизительно в таком составе. Скажем, размер деревни, хоть в 6000 году до н. э., хоть в 1700-х годах, колебался вокруг отметки 150 жителей. Древние и современные армии также делятся на подразделения, основное из которых – рота – включает в себя в среднем 150 человек.Получается, человеческий мозг увеличился не для того, чтобы мы все стали Макгайверами, а для того, чтобы мы захотели обсудить его приключения в компании. Наша социальность – это не побочный эффект большого мозга, напротив, своим размером мозг обязан нашей развитой социальности.
Мэттью Либерман — Социальный вид