КОНФЛИКТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ И ЖИЗНИ Из повседневной жизни всем известно, как тяжело быть аутсайдером…

КОНФЛИКТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ И ЖИЗНИ

Из повседневной жизни всем известно, как тяжело быть аутсайдером в
группе, переживать равнодушие, оказаться исключенным из жизни. Не менее тяжело, когда один человек бросает другого, предпочитая ему третьего, или когда люди навсегда расстаются друг с другом. Если подобные неприятности накапливаются, необходимы добрый совет и поддержка. Первая реакция обычно — обращение за советом к другу, который, скорее всего, посочувствует и скажет, что с ним такое тоже бывало. Иногда стараются обрести профессионального «помощника», который, если он ориентирован на психоанализ, сможет понять и объяснить эти повторяющиеся проблемы с помощью психоаналитической теории. Чаще всего по привычке обращаются к врачу, который, используя обширную лабораторную диагностику, по всем правилам поставит диагноз.

Таким образом, душевную болезнь, относящуюся к человеческим
нормам, возводят в разряд неопознанных медициной патологий, и на носителя данного диагноза навешивают ярлык общественно неопасного больного. Психоанализ стремится к совершенно иному, а именно: поведать человеку о Бездействующих на него бессознательных процессах, сделать эти процессы явными. По этой причине мы так много занимаемся человеческими страстями, неизбежными конфликтами между людьми, экзистенциальным страхом и человеческой ограниченностью. Современная медицина облегчает нам поиск подходящего объяснения нашим страхам и душевному неустройству. Медицинский этикет оберегает нас от знания горькой правды и во имя нашего же блага вводит нас в заблуждение.

Великие трагедии и знаменитые романы, напротив, предпочитают
называть вещи своими именами. Европейские трагедии (такие, например, как «Одиссея» Гомера и «Энеида» Вергилия), духовные учения Ближнего и Дальнего Востока показывают, что человеческая жизнь неразрывно связана с болью и страданиями. Очень отчетливо эта мысль прослеживается в трагедиях Софокла: «Эдип Царь», «Эдип в Колоне», «Антигона». Переработанные греческие мифы в «Орестее» и «Прикованном Прометее» Эсхила только подтверждают трагедии Софокла. Скорбь, горе, проклятие, смерть — вот их темы. Они повествуют об убийстве, боязни смерти, мести, грехе, страхе возмездия от фурий (богинь проклятия, кары и возмездия).

Актуальность этих трагедий столь высока, что постановки «Орестеи» Петером Штайном или «Медеи» Гансом Нойенфельзом и сейчас вызывают восхищение публики. Еще одним свидетельством значения бессознательных процессов является «Пентесилея» Генриха фон Клейста в
обработке Ганса Юргена Сиберберга и Эдит Клевер. Если бы в них не затрагивались трагические и неизменно важные для людей вопросы, интерес к ним современной просвещенной публики вряд ли бы
был так велик.

Классическая литература просто немыслима без обращения к коренным проблемам человеческого бытия, к любовным конфликтам, страданиям, ревности, смерти, ненависти, мести и зависти. Пьесы Шекспира
изображают печали и радости любви: «Много шума из ничего», «Ромео и
Джульетта», «Укрощение строптивой», историю династий великих властителей, комизм обычной человеческой жизни. Великие немецкие романы от Вольфрама фон Эшенбаха до «Будденброков» Томаса Манна и «Игры в бисер» Гессе повествуют о неустроенности человека и его ранних страданиях, о трагических сплетениях человеческих судеб и возможностях преодоления страданий.

Бездны человеческой души открываются в романах Достоевского «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы» с такой же убедительностью, как в романах и повестях Льва Толстого «Война и мир», «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Хозяин и работник».В современной литературе романы Генриха Белля, Элиаса Канетти, Макса Фриша и Петера Хандке, книги Джеймса Джойса, Гюнтера Грасса, Генри Миллера, Милана Кундеры, рассказы Бодо Кирхгоффа и Бото Штрауса вновь напоминают нам о наших человеческих, слишком человеческих проблемах.

Точно так же обстоит дело и с современным кино, где я хотел бы особо
выделить фильм «Домино» Томаса Браша, в котором великолепно показано
неизбывное стремление к любви и признанию, фильмы рано умершего Райнера Вернера Фассбиндера, с особой пристальностью рассмотривающего тайны человеческого сознания. Такие режиссеры, как Луис Бюнюэль, особое место в своем творчестве уделяют психологии бессознательного и области, расположенной между воображением и реальностью. В этой связи можно назвать и новый фильм Вима Вендерса и Петера Хандке «Небо над Берлином», а также Вуди Аллена, в фильмах которого человеческие слабости переданы с легким комизмом — в отличие от Л. Бюнюэля, который довольно жестко преподносит зрителю реалии бессознательных побуждений.

Драматургия Эдипова комплекса, обретшая классические очертания в
трагедии Софокла, была переплавлена Пазолини в современную форму в его фильме «Царь Эдип», в котором Сильвана Маньяно исполнила роль Йокасты, а Франке Читти — Эдипа. В этом фильме скомбинированы современность и классическое прошлое. «Ты здесь, чтобы занять мое место. Первое, что ты отберешь у меня, будет она, женщина, которую я люблю»,— говорит мужчина своему только что родившемуся ребенку. В греческой трагедии пастух подбирает изгнанного младенца и перевязывает
ему ноги (как тут не вспомнить значенитое изречение «nomen est omen», ибо это действие дает ребенку имя Эдип, что в переводе означает «с опухшими ногами»).

В следующей сцене бездетная царская чета Полиб и Меропа в Корннфе берут у пастуха на воспитание найденного им ребенка. Позднее подростка осеняет: «Ты не сын этой матери и этого отца». Он не может в это поверить, и его охватывает панический страх, когда дельфийский оракул предсказывает ему, что он убьет своего отца и овладеет матерью. Он покидает своих приемных родителей, дабы избежать исполнения пророчества, однако, не понимая связи явлений, как раз способствует его исполнению.

Убежденный в том, что он сын Полиба и Меропы, Эдип покидает Коринф и
отправляется в Фивы. Одна из самых впечатляющих сцен — та, где он кружится на дороге. Он встречает на пути какого-то знатного мужчину, восседающего на запряженной лошадьми колеснице. Эдип не желает ему уступить дорогу и слышит угрозы: «Если ты не сойдешь с дороги, я прибегну к силе!» Эдип издает пронзительный крик и убегает, слуги его преследуют. В порыве ярости он убивает их одного за другим, затем возвращается, издевается над сидящим в колеснице старцем и наконец убивает и его.

В Фивах тем временем царит моровая язва, которой никто не в силах победить. Чудовищный сфинкс — получеловек, полузверь с божественными чертами — говорит: «Бездна в которую ты погружаешься,— в тебе самом». Никто не понимает, почему город посетила беда. На вопрос Креонта дельфийский Оракул отвечает: «Человек, жертвой которого пал Лай, живет в городе». Ясновидящий Тиресий добавляет: «Если захочешь узнать, узнаешь». Ни о чем не подозревающий Эдип, не ведая, что он сам всему виной, желает отомстить виновному. Ясновидящий говорит на это: «Ты не должен распознавать свою суть, ибо не сможешь этого вынести».

Эдип готов узнать у Тиресия о виновнике. Иокаста смеется, когда Тиресий продолжает: «Я вижу вещи в их истинном свете. Великое несчастье, что тебе дано отгадывать. В тебе говорит страх. Родители — твое несчастье. Чужак и все же рожденный здесь. Дети, отец и брат, женщина — мать, так решено богами». Иокаста говорит ясновидящему: «Это все ложь… людям не дано видеть будущее».— Эдип (позднее): «Страшно это знать» и «слишком много я уже знаю», в то время как Иокаста продолжает упорствовать: «Я не хочу этого слышать. Лучше не знать». Следует признание слуги: «Лучше бы ребенок умер. Я должен был это сделать. Он родом из дома Лая, Иокаста дала его мне, чтобы я его убил».

Таким образом, открывается тайна. Иокаста вешается, а Эдип лишает себя зрения: «Я не могу видеть мир, глаза, которые не смогли разглядеть правду, ослепли, словно от резкого света. Я грешен и в то же время безгрешен, ведь не знал я; совершил, не зная что совершил». К концу фильм переносится в наши дни: современный Эдип идет в сопровождении летящего ангела, исполненный той трагической боли, что вновь и вновь выпадает на его долю. Всякий из нас — Эдип, если, казалось бы, самые благие отношения приводят нас ко злу.

В беседах со студентами становится очевидным, что судьба Эдипа
касается нас всех: несмотря на все усилия разума в XIX и XX вв., мы зачастую не ведаем, что творим, не знаем, какие мотивы побуждают нас к действию. Мы полагаем, что можем избежать несчастья, и позволяем ему беспрепятственно приближаться. Подобно Эдипу, мы не знаем, по какому пути идем, и кто тот, кого мы на нем встретим. Многие слова из фильма Пазолини звучат для нас знаменательно: «Все важно … Увидев одного, можно заключить о другом … Я заставил себя забыть … Учись смотреть, тогда распознаешь … Со множеством понятий, мы ничего не понимаем, исполненные грехов — безгрешны, таков каприз богов»,

Мы пребываем между жаждой узнать правду (даже тогда, когда ее
невозможно перенести) и страхом перед истиной. Слепота «внешних» глаз
Эдипа наделяет его внутренним зрением — мудростью, которую многие
воспринимают как проклятие; неудивительно, что у психоанализа так много
врагов.

Питер Куттер