ПСИХОАНАЛИЗ О ДОБРОДЕТЕЛЯХ
Исследования, посвященные таким людям, как Лютер и Ганди, в жизненной взаимосвязи с их деятельностью, имевшей огромное значение для социального и нравственного развития людей, разумеется, предполагали интерес автора к вопросам нравственности. Свидетельства такого интереса можно обнаружить во всем творчестве Эриксона, особенно в его ранних сочинениях.
В 1960 году во время торжеств, проводившихся в Психоаналитическом институте и Медицинском центре Маунт Цион в Сан-Франциско, он выступил с докладом, в котором изложил свои психоаналитические представления о развитии человеческих добродетелей. При этом Эриксон, используя привычные клинические понятия показал, что он поднимает под добродетелью. В этом выступлении Эриксон обратился к основам своей системной теории — к жизненному циклу человека.
Как и в «Детстве и обществе», он подробно остановился на эпигенетической таблице, отображающей последовательность критических ступеней развития и возникающее в результате соотношение сил. Это была новая попытка показать и аргументированно объяснить психологические основы и значение «добродетели».
Эриксону не удалось дать точного определения «добродетели». Однако он сумел эмоционально передать то, что под этим имелось в виду. В латинском языке слово «добродетель» означает «мужественность», то есть сочетание силы, самообладания и мужества. В староанглийском языке слову «virtue» придавалось значение внутренней силы или активности. Эриксон говорит о силе воздействия и жизненных периодах расцвета и активности и пытается исключить те значения, которые имеют в виду.
Теологи, говоря о семи основных добродетелях (в противоположность семи смертным грехам). Таким образом, он пытается найти путь, позволяющий наблюдать функции Я человека в их взаимодействии, которые обеспечивают нравственную в своей сущности жизнь в череде поколений в социальном и даже эволюционном контексте.
Первой из уже описанных восьми стадий развития человека является период, когда устанавливается окончательное соотношение между базальным доверием и базальным недоверием. Здесь в качестве добродетели Эриксон рассматривает человеческое качество надежды, которое может закладываться и упрочиваться благодаря силам, действующим в интеракции между матерью и ребенком. Этот процесс, вне всякого сомнения, состоит из двух фаз.
Мать, испытывающая потребность зачать и ввести нового человека в мир, который, как ей думается, может оказаться «хорошим», в лице младенца встречает нуждающегося, способного активировать в ней эту энергию. Таким образом, потребность, выражаемая младенцем, оказывает воздействие — мать делает то, чего от нее «ждут», и в свою очередь вознаграждается улыбкой и другими проявлениями уважения. В результате интернализируется качество переживания, которое является достаточно сильным, чтобы справляться с разочарованием и подкреплять потребность ребенка (а затем и взрослого) в постоянно
расширяющихся взаимных интеракциях, приносящих с собой все более сложные формы удовлетворения.
Когда маленький ребенок вступает во вторую стадию (автономия в противоположность стыду и сомнению), он неизбежно узнает, что не все конкретные надежды (желания) могут исполниться. Без этой второй стадии ребенок был бы неспособен адаптироваться к реальному миру. «Добродетелью», которая должна быть здесь интроецирована, является воля. Ее, однако, не следует отождествлять с бесцеремонным упрямством и своенравием. У ребенка развивается способность рассуждать и принимать решения, и он обучается, по крайней мере рудиментарно, желать того, что возможно, и «добровольно» отказываться от невозможного.
Несмотря на неизбежные переживания стыда и сомнения, возникающие в ответ на фрустрацию невыполнимых желаний, ребенок, обладающий достаточным пространством для своей деятельности, приобретает чувство того, что у него есть собственная воля, которая может стать еще большей. Эриксон пишет: «Воля, следовательно, означает твердую решимость делать свой выбор и ограничивать себя, несмотря на неизбежные переживания стыда и сомнения в детстве». Таким образом, чувство собственной воли содержит в себе акты включения и исключения; оно является основой «доброй воли», понимания и собственного правильного поведения, которого ждут и от других.
На третьей стадии (инициатива в противоположность чувству вины) главной добродетелью является целеустремленность. Ребенок дошкольного возраста играет теперь с игрушками, товарищами, взрослыми и своими фантазиями. При этом, если рассматривать его сексуальные цели, в мире реальности он попадает в невозможную ситуацию «табу инцеста». Любимые родители, пробуждавшие его нежность и чувственность и вызывавшие пока еще смутные сексуальные фантазии, должны теперь оказать ему помощь в отсрочке подобных форм поведения на будущее.
Вначале это возможно только в фантазии. Затем родители должны помочь ребенку научиться различать, где заканчивается игра и где начинается настоящая целеустремленность. Цели могут теперь выражаться вслух и обсуждаться, поскольку речь начинает играть все более важную роль. Появляется голос совести, который способствует все большему осознанию пределов дозволенного в поступках и мыслях.
На следующей эпигенетической ступени (продуктивность в противоположность чувству неполноценности) во всех культурах дети знакомятся с соответствующей технологией. При этом в примитивных культурах основной акцент приходится на мир инструментов, тогда как в индустриальных обществах к ней относятся язык и абстрактная логика. В этот период должна появиться новая добродетель — умелость. «Умелость — это свободное использование при решении задач навыков и интеллекта, не обремененное инфантильным чувством неполноценности».
На пятой стадии развития человека (идентичность в противополож-ность неопределенности ролей) речь идет о развитии верности. В индустриальных обществах господствует сильнейшее принуждение, заставляющее тем или иным образом сдерживать проявления созревшего в сексуальном отношении организма. Импульсивность часто сменяется навязчивой сдержанностью. Однако в рамках этого четко очерченного равновесия форм деятельности у подростка происходит борьба за установление личных, общественных и порой ориентированных на мир ценностей и ценностных систем. Если он стремится к этой цели, то обнаруживает и развивает в себе
когерентную идентичность, в которой все более важную роль играет верность.
Это, однако, возможно лишь при условии, что подросток устанавливает жизненно важные контакты с ровесниками и взрослыми, разделяющими и поддерживающими его усилия. Поскольку человек уже не представляет собой биологического вида, но еще не является «историческим человечеством», он должен пройти через особого рода развитие, чтобы закрепить чувство своей идентичности.
Нередко бывает так, что группа людей — нация, племя, религиозная община или социальный класс — обретает свою идентичность лишь благодаря тому, что беспощадно исключает и критикует других. Мы постоянно находим в истории примеры того, как отстаивание своего более высокого статуса — нередко в сочетании с уверенностью в правоте своей технологии — приводило к кампаниям и разрушительным войнам с ненавистными другими людьми. Это всегда происходило с «чистой совестью». Основа такой «чистой совести» сомнительна и в этическом отношении весьма уязвима.
Молодежь в поисках идентичности и верности нуждается в примерах для подражания и идеалах, по отношению к которым можно проявить свою лояльность. Но им нужно также знать примеры недостойного поведения людей, которых можно было бы критиковать. На этом уровне происходит взаимное поощрение поколений или между ними возникает «война». В процессе социальной эволюции молодежь очень преданна, и она проявляет свою лояльность ко всему, что воспринимается ею правильным и настоящим. В результате определенные идеи и открытые группы регенерируются или же теряют свою жизнеспособность и значение.
Эриксон утверждает, что любовь, «высшая человеческая добродетель», относится к фазе «интимность в противоположность изоляции». Он задает вопрос, почему любовь относится именно к этой особой стадии — «разве она не связана с каждой стадией?». Эриксон отвечает: «Разумеется, существуют разные формы любви — от потребности в утешении и тревожного цепляния младенца за свою мать до страстной, отчаянной и пылкой любви подростка. Однако любовь в смысле эволюции и смены поколений является, на мой взгляд, преобразованием любви, которая принималась на доподростковых стадиях жизни, в заботу о других во взрослой жизни».
Он полагает, что в процессе эволюции у человека развивается избирательная любовь, выходящая за пределы сексуальности, которая «становится взаимностью товарищей и партнеров в совместно переживаемой идентичности». Человек находит себя самого, развивая способность терять себя в других.
Именно потому, что человек может — без риска — потерять себя, только достигнув определенной степени верности и идентичности, любовь становится своего рода прогрессивной энергией. Энергия же в смысле субстанции по-прежнему остается главным содержанием «добродетели». Любовь молодого взрослого человека — это прежде всего избирательная любовь, даже если в силу общественных обычаев выбор определенного партнера возлагается на других. Выбор является решающим фактором в процессе трансформации ощущения себя окруженным родительской
заботой в новое «сыновничество», которое возникает в результате активного выбора и о котором заботятся, как об общем деле.
Далее Эриксон говорит о том, что в случае добродетелей, которые приобретаются до любви, почти нет никаких различий между полами. И только после интернализации умелости и верности оба пола способны
поляризоваться, взаимно расширять свой опыт и прийти к разделению труда в рамках стилизованной базисной формы любви и заботы. Эриксон добавляет: «Следовательно, любовь означает взаимную самоотдачу, которая раз и навсегда преодолевает антагонизм, присущий разделению функций» .
Специфическая добродетель седьмой стадии развития человека (способность производить потомство в противоположность стагнации) называется заботой. Эриксон называет человека «обучающим видом». Человек должен словом и делом передать целостную картину своего особого видения мира и общества людей. Это необходимо как родителям, так и ребенку, как тем, кто заботится, так и тем, о ком заботятся. Потребности тесно взаимосвязаны. Взрослому необходимо быть нужным, а ребенку — быть ведомым. Без этой задачи и без такого освобождения внутренних сил взрослый человек становится жертвой погруженности в себя и мелочного эгоизма.
Человек испытывает потребность учить, чтобы осуществить свою
идентичность. Разумеется, это не значит, что он должен стать профессиональным учителем. Скорее, это означает, что факты, значения, логика, ценности, красота и правда продолжают жить, развиваются и сохраняют свой смысл благодаря тому, что передаются другим и понимаются. Таким образом, забота представляет собой «постоянно возрастающее внимание ко всему, что было создано благодаря любви, в силу необходимости или случайно; она преодолевает амбивалентность, присущую неукоснительному выполнению долга».
Эриксон при этом подчеркивает, что забота может относиться как к детям, так и к идеям и труду. Ибо человек должен реализоваться в работе. Этот вывод особенно важен в эпоху, когда неограниченное деторождение и ненасытная эксплуатация сырьевых и энергетических ресурсов грозят нам катастрофой. Но это не должно означать, что нужно всячески препятствовать деторождению, ибо продолжение рода — это важная этическая задача.
Речь, скорее, идет о том, чтобы принять идею о необходимости планомерного ограничения деторождения, о просвещении и обеспечении всех нуждающихся. Последняя фаза в развитии человека характеризуется полярностью «интегрированность Я в противоположность отчаянию». Речь здесь идет о достижении мудрости как добродетели. В связи с этим Эриксон говорит о тенденции, господствующей в западной культуре, рассматривать жизнь не как цикл, а как бесконечную улицу с односторонним движением: «Таким образом, наши жизненные пути должны быть улицами с односторонним движением к успеху — и к внезапному забвению».
Эдвард К. Адаме — Творчество Эрика Эриксона
