ПСИХОТРАВМА И ПСОРИАЗ У того, кто чувствует себя здоровым и счастливым, румяные щеки и…

ПСИХОТРАВМА И ПСОРИАЗ

У того, кто чувствует себя здоровым и счастливым, румяные щеки и розовый цвет лица. У того, кто несчастлив, очень устал и чрезмерно много работает, бледный цвет лица и черные круги под глазами. Тот, у кого кожа горит и чешется, не чувствует себя уютно в своей шкуре. По волосам также можно определить, здоров человек или болен. Как шерсть и мех у животных позволяют сделать точный вывод относительно этого: у здорового животного здоровая шерсть.

Сейчас косметическая индустрия предлагает огромное количество мазей, масел, жидкостей и ароматов, чтобы внешне мы выглядели здоровыми и сияющими. Но так же как и с домами — внешняя покраска фасада не приводит к снижению внутреннего износа. По тому, как каждый из нас обращается со своей кожей, можно определить насколько ценным является для человека его внешний вид как способ быть. Мы можем рассматривать кожу как индикатор неразрешенных травм.

Когда я была маленькой, старшие члены семьи объяснили мне взаимосвязь между психикой и кожными заболеваниями таким образом: «нервы расшатаны». В нашей семье это было знакомое явление: у одних — «психологические страдания», у других — «кожные заболевания». Вопрос о причине этих двух видов мучений не ставился. Их молча принимали как «семейные болезни», которыми мы обзавелись по воле случая. Когда постепенно расширились знания о ДНК, «болезни» стали объясняться генетической предрасположенностью.

В своей работе по методу Ориентированной на идентичность терапии психотравмы (ОИТП) я получила опыт, что медицинские диагнозы, которые ранее ставили участникам курса или клиентам, в ходе работы часто улучшались или совершенно исчезали. Из этого я сделала вывод, что психотравмы выражаются через тело очень индивидуально и что признание, сочувствие и любовь к себе являются предпосылкой исцеления. Также важно не терять себя в контакте с другими. Как только в человеке постепенно просыпается здоровая часть, структуры выживания перестают быть активными в такой степени, чтобы выражаться через соматические заболевания.

Этими знаниями Франц Рупперт делится с нами уже четыре года на своих курсах и в своих докладах в Осло. Когда меня пригласили написать статью для этого сборника, я с радостью согласилась. Я выбрала тему кожных заболеваний, потому что это история моей семьи, и через нее я понимаю страдания своих клиентов. Выбранный мною клиентский случай представляет собой тяжелую степень заболевания под названием «псориаз», что означает поражение более 10% тела.

Под «псориазом» в медицине понимается системное заболевание, причиной которого считается дисбаланс иммунной системы. В дополнение я нашла следующую информацию о кожных заболеваниях: «Многие кожные заболевания характеризуются повышенным иммунным ответом кожи. Поэтому пациентам часто прописывают лекарства с иммунодепрессивным действием, среди которых кортизол, преднизолон, азатиоприн и циклоспорин». В последние годы на рынке появился также ряд новых медикаментов, содержащих специально выработанные антитела, которые способны блокировать разные сигнальные молекулы. Часто их относят к классу биологических лекарственных препаратов. Из-за побочных эффектов стоимость данных препаратов высока как в экономическом смысле, так и с гуманистической точки зрения.

Участники курса и клиенты с хроническими заболеваниями кожи сообщают, что несмотря на многолетнее применение кортизоновых мазей, бальнео- и светотерапии или/и биологических препаратов лечение приносило исключительно временное облегчение симптоматики. Использование мазей и прием таблеток либо приводили к эпизодическому улучшению, либо совсем не улучшали ситуацию, либо вызывали только временное облегчение. Многие сдаются и переносят страдания молча с зудящей сыпью вплоть до абсцессов по всему телу: в подмышечных впадинах, во влагалище, во рту, в ушах, на ступнях, на ногтях, на лице и на голове. Они описывают свои страдания как болезненные, постыдные и унизительные. Многие клиенты страшатся показывать свое заболевание. Они скрывают его под одеждой, кремами и макияжем.

Лизе, участнице курса, уже за 40. Она медсестра, в разводе и имеет ребенка. Порой ее псориаз принимает настолько тяжелую форму, что она не уверена, что хочет жить дальше. Все ее тело кровоточит, за ушами, в подмышечных впадинах и в промежности. Ее одежда испорчена кровью и мазями. Лиза выросла в христианской семье вместе с отцом, матерью и братьями. Для внешнего наблюдателя там все было в полном порядке.

Когда Лиза принимала участие в одном из семинаров по ОИТП, она тотчас сообщила о своем серьезном недуге. Он обострился сразу же, как только Лиза решила принять участие в семинаре. Кроме этого она рассказала, что ее кожа выдает особенно сильную реакцию в районе линии роста волос на лбу и в подмышечных впадинах, когда Лиза испытывает давление. «Я должна постоянно о себе заботиться, иначе это начнется. В последнее время я подвергла себя такому стрессу, что сейчас я задыхаюсь».

Лиза формулирует свой запрос — «Я хочу себя» — и записывает его на флипчарте. Первое слово, для которого она выбирает резонатора из группы, — Я. Резонатор Я снимает все украшения, смотрит на Лизу и говорит: «Я хочу, но я не знаю, смогу ли». При этих словах Лиза начинает плакать и смотрит на фигуру Я, ее ноги начинают трястись и она говорит «У меня такой страх!» В это время она и Я держат друг друга за руки. Я чувствует, как ее начинает тошнить. Лиза стоит с широко расставленными ногами.

Процесс идет дальше, и Я входит в контакт с ощущением, что либо оно находится в пузыре, либо между ней и Лизой находится пузырь, так что этот пузырь влияет на ее состояние, а Лиза — за пределами этого пузыря. Лиза говорит, что из нее должно что-то выйти, и щупает свою промежность. Фигура Я смотрит на Лизу и говорит, что оно «глубоко внутри себя» чувствует панику. Когда Лиза входит в контакт с ощущением тошноты, между ними начинается беседа, в которой Я сообщает о латексных перчатках и о чем-то, что глубоко за мышцами-суживателями воткнуто в горло. Лиза падает на пол и плачет. Я говорит: «Я выхожу», — и прячется за флипчартом. После сильного приступа рыданий Я возвращается. Лиза и Я снова в контакте. Относительно слова-сигнала «резиновая перчатка», которую засунули в горло, Лиза рассказывает о сексуальном насилии со стороны отца и братьев, которому она подверглась, когда была маленькой.
Но Я смотрит на Лизу и говорит: «Да, но есть что-то еще. Нам все еще не хватает воздуха».

Далее в ходе работы Я и Лиза остаются в хорошем контакте друг с другом. Периодически Лиза плачет, но теперь Я это хорошо переносит. Несмотря на информацию о сексуальном насилии, о нехватке воздуха и о том, что что-то было засунуто в горло, Я остается с Лизой в контакте. Лиза сама догадывается, что это имеет отношение к ее рождению, и плачет. Она рассказывает, что недавно она получила свои документы о рождении и прочитала там, что через два часа после родов из-за того, что у них с матерью были разные группы крови, ее отделили от матери и поместили в детское отделение. Там она находилась десять дней, одна в больнице. Во сне у нее брали анализы крови. Были ли еще какие-то манипуляции, она не знает. На мой вопрос, хочет ли она услышать мои комментарии по процессу, она ответила «да».

С моей точки зрения, в процессе Лизы проявилась пренатальная травма (ноги Лизы дрожали, Я было в пузыре) и само последовавшее за этим расщепление (пузырь между Лизой и Я). Кроме этого я вижу идентификацию с матерью (у Лизы большой страх, она стоит с широко расставленными ногами, руки на промежности, откуда что-то должно выйти) и дальнейшее расщепление (Я уходит за флипчарт). То, что после рождения дошло до переливания крови, показывают кровотечения, которые сейчас есть у Лизы, они указывают на эту раннюю травму. Лиза соглашается с комментарием и говорит, что это принесло ей большое освобождение.

Латексные перчатки также могут относиться к персоналу больницы, который засовывал Лизе пальцы в горло, чтобы освободить его от слизи. Лиза сейчас понимает смысл фразы «Да, но есть что-то еще. Нам все еще не хватает воздуха». Эта фраза Я — отражение переживаний Лизы сразу после рождения. Ее недуг вызван этим ранним опытом. Сексуальное насилие, которое ей пришлось пережить позже, было также в области рта и вызывало асфиксию, став «похожей травмой».

Ранее Лиза в ходе нескольких терапий идентичности проработала свою биографию травм, например, сексуальную травму, нанесенную отцом и братьями в раннем детстве, а также жестокое воспитание родителей, и реинтегрировала отщепленные части из того периода. После этого Лиза уже замечает, что ее стратегия выживания — быть послушной и покорной девочкой — действует не так сильно, как раньше. Ее подавленная злость, которую она часто выражала через сарказм и юмор, стала слабее, после того как проявились и были признаны ее первичные чувства, возникшие в результате ранней травмы.

До сих пор Лиза не вступала в настолько явный резонанс с травмой рождения, постнатальной травмой и пребыванием в больнице сразу после рождения. Она рада этому, потому что это принесло эмоциональное успокоение, вместе с которым пришло то, что мешало ей установить контакт с постнатальной частью себя. Эта постнатальная часть, очевидно, есть собственная травма в раннем процессе установления привязанности к матери, чей страх рожать передался Лизе. Травматичные чувства матери смешались с Я Лизы.

В конце работы Лиза рассказала о подавляемой ею злости, в первую очередь относившейся к матери, которая не могла о ней заботиться. Сейчас она выражала ее явно, так что это была очень откровенная злость. Ее здоровое Я получило больше места, а ее здоровые желания усилились.
Через несколько недель после работы Лиза сообщила, что после последней терапии идентичности ее кожное заболевание полностью исчезло. С тех пор как ей исполнилось двенадцать лет, это было первое лето, когда она смогла искупаться в общественном месте. Ее одежда и постельное белье больше не были запачканы кровью от ран, приступы мигрени стали реже и слабее, синдром выгорания прошел. Сейчас у Лизы много энергии, и ее количество постоянно растет.

Она также рассказала, что когда в присутствии семьи на нее оказывается слишком большое давление, у нее все еще появляются кожные высыпания. Лизе очень резонирует то, что сразу после рождения она отдалилась от своего Я и взамен идентифицировалась с Я своей матери. Увидеть, что этот опыт рождения также относится к ее биографии травм, и то, что произошло в пренатальный и перинатальный периоды, глубоко укоренилось в ее психике — было для Лизы очень важно. Из этого опыта она теперь знает, что процесс исцеления идет своим чередом без ее вмешательства.

Также мой опыт с другими клиентками говорит о том, что их многолетние хронические кожные заболевания исцеляются и исчезают, когда те разбираются со своей биографией травм. Воспалительную реакцию кожи особенно запускает травмирующий процесс рождения, болезненный для ребёнка, связанный с чувством отвращения и ранним вторжением в тело посредством медицинских манипуляций. Влияние на воспалительные процессы кожи отношений с родителями становится очевидным, когда после посещения родителей у клиентов начинается ухудшение.

Когда я размышляю над многочисленными диагнозами Лизы: кожное заболевание, мигрени, профессиональное выгорание — я задаюсь одним вопросом. Можно ли было предотвратить это, если бы родители Лизы после смерти своего первого ребенка прошли качественную терапию? Если бы они проработали свое горе и другие части своей биографии травм до того, как у них родились другие дети? Этот вопрос я задаю также в надежде на то, что ОИТП в будущем внесет свой вклад в психологическую подготовку к родительству.

Марта Торсхайм — Психотравма и заболевания кожи

#ЖизньТела