ЖЕЛАНИЕ ПОСТОЯНСТВА И ИЗМЕНЕНИЯ
Мы как мухи, завязшие в меде. Жизнь настолько сладка, что нам не хочется отказываться от нее. Вовлекаясь в нее все сильнее, мы оказываемся в ловушке, ограниченные и разочарованные. Мы обожаем и ненавидим ее. Мы влюбляемся в людей и в вещи только затем, чтобы пытать себя беспокойством за их судьбу. Конфликт существует не только между нами и окружающей вселенной, он существует внутри нас. Непокорная природа везде: снаружи и внутри. И эта жизнь, любимая и раздражающая, приятная и ранящая, благословенная и проклятая — это также жизнь нашего тела. Мы как будто разделены надвое. С одой стороны есть сознательное «Я», заинтригованное и озадаченное, существо пойманное в ловушку. С другой стороны, есть своенравное тело со всеми его очаровательными у ужасающими ограничениями.
«Я» считает себя разумным малым, и постоянно критикует тело за его извращенность и испорченность, за то, что то постоянно втягивает его во всякие неприятности, и за то, что оно подвержено раздражающим болезням, за то, что оно обладает органами, которые стареют и изнашиваются а также за аппетиты, которые никогда не удовлетворяются. И, попытайся мы удовлетворить все эти низменные желания, мы обязательно поплатимся за это своим здоровьем.
Наверное, самое раздражающее в природе и вселенной то, что они никогда не остаются неизменными. Как женщина, весь шарм которой заключается в ее воздушности. Так, изменчивость и бренность мира это часть его живого очарования. Вот почему многие поэты так искусы, говоря об изменениях, о преходящей жизни человека. И своей красотой эта поэзия обязана большему, чем чувству ностальгии, которая встает комом в горле.
Забава наша кончена. Актеры,
Как уж тебе сказал я, были духи
И в воздухе растаяли, как пар.
Вот так, как эти легкие виденья,
Так точно пышные дворцы и башни,
Увенчанные тучами, и храмы,
И самый шар земной когда-нибудь
Исчезнут и, как облачко, растают.
Красота этих строк заключается не только в их мелодичности, яркости образов и точности их изображения. Здесь проявляется реалистичность акта исчезновения, раскрывающего правду жизни, который сам по себе прекраснее поэтических образов. Поэт превращает статичность обстановки в музыку, которая, лишь отзвучав, замирает. Дворцы, башни и храмы начинают ходить ходуном, а затем рушатся, расшатанные избытком жизни. Проходить -значит жить, остановиться и длиться — значит умереть. «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода».
Поэты знали, что жизнь, движение, изменение и небезопасность — лишь разные названия одного феномена. Здесь, если вообще может быть по-другому, правда прекрасна, а ритм и движение — сущность всех вещей, очаровывающих нас. Даже в скульптуре, архитектуре и изобразительном искусстве, где законченные формы неподвижны, глазу приятна определенной асимметрия, находимая в фигурах в разгар действия. Не является ли парадоксом то, что «Я» всячески противится изменениям в себе и в окружающей вселенной? Ведь изменение это не только сила разрушения.
Каждая форма заключает в себе отпечаток движения, а каждое существо подобно реке, которая не смогла бы быть рекой, не теки она. Жизнь и смерть — не две противоположности, это два способа смотреть на одну и ту же вещь, также и изменение, не только разрушает, но и создает новое, созидает. Человеческий организм живет потому, что сочетает в себе движение, циркуляцию веществ, дыхание, пищеварение. Противится изменениям и цепляться за жизнь подобно задержке дыхания: если переусердствовать, можно умереть.
Разделяя свое существо на ум и тело мы забываем о том, что сознание живет лишь потому, что движется. Оно представляет собой часть и результат изменения, также как наше тело является частью мира живой природы. «Я», если обратить на него пристальное внимание, предстает непрерывно движущимся потоком наличного опыта, мыслей, ощущений и чувств. Но, поскольку проживание этого опыта содержит воспоминания, нам кажется что «Я» — это нечто неизменно-застывшее, как пленка фотоаппарата, заполняющаяся снимками, или табличка, покрываемая надписями. Но «табличка» движется вместе рукой, наносящей на нее надпись, также как река движется вместе с рябью на ее поверхности.
Память — это не высеченные в камне скрижали, а лишь след на воде, след волн, подгоняемых другими волнами, которые зовутся фактами и ощущениями. Иллюзия разделения на сознание и тело, на «Я» и «Меня», создана памятью. На деле природа сознания и тела совершенно одинакова. Они часть одного существа, как голова — часть тела. Но если не понимать этого , голова и тело будут находится в противоречии друг с другом. «Я», не считая себя частью потока изменений, будет стараться найти смысл любого опыта и жизни в том, чтобы остановить его.
Так мы ввязываемся в войну сознания и природы, войну между желанием постоянства и фактом постоянного изменения. Эта война, бесполезная и угнетающая, есть только замкнутый круг, ведь воюют две части одного целого. И она все быстрее гоняет мысли и действия по кругу, который никуда не ведет. Если нам не удается понять, что наша жизнь и есть изменение, мы вступаем в борьбу против себя и превращаемся в Уробороса, змея, пытающегося сесть свой собственный хвост. Уроборос — древний символ порочного круга, попыток разделить себя надвое, и попыток одной из частей взять верх над другой. И, как ни борись, невозможно найти смысла в изменении, пытаясь остановить его. Единственный способ сделать это — двигаться вместе с ним, погрузиться в него с головой и присоединиться к танцу.
Религия, в том виде, в котором она знакома многим из нас, всегда пыталась найти смысл жизни в неизменном. Она пыталась наделить мир смыслом, соотнося его с неизменным Богом, находя цель в загробной жизни, где человек сливается с неизменной божественной природой. «Покой вечный подай (ему/ей), Господи, и свет вечный (ему/ей) да сияет». Она также старается соотнести движение человеческой истории с определенными божественными законами, ибо все изменяется, «Слово же Божье — вечно».
Так мы сами создали для себя проблему, пытаясь зафиксировать то, что мимолетно и не всегда доступно человеческому восприятию. Мы не верим в то, что возможно найти смысл жизни, не впихивания поток событий в четко определенные границы ригидных парадигм. Чтобы в ней был смысл, она должна быть осмыслена в категориях определенных идей и законов, что, в свою очередь, должно соотноситься с некоторыми неизменными реалиями, существующими за меняющимися декорациями. Но если это и называется пониманием смысла жизни, то мы поставили себе недостижимую цель, пытаясь сделать изменчивое неизменным и статичным.
Прежде чем выяснять, существуют ли другие способы понимания вселенной, нам нужно ясно увидеть, как произошла эта путаница.
Корнем этого затруднения является то,что развитие силы мышления происходило очень быстро и, таким образом, мы забыли истинность соотношения мыслей и событий, слов и вещей. Сознательное мышление ушло далеко вперед и создало свой собственный мир, и, когда он входит в противоречие с реальным миром, мы чувствуем глубочайший конфликт «Я» и мира природы. Это однобокое развитие не свойственно единственно интеллектуалам, которые являют нам ярчайший пример тенденции, повлиявшей на всю нашу цивилизацию.
Алан Уотс — Мудрость неуверенности
