ЮНГ О ДУШЕ Для меня душа — это чуть ли не бесконечный феномен. Я…

ЮНГ О ДУШЕ

Для меня душа — это чуть ли не бесконечный феномен. Я совершенно не знаю, чем она является, и лишь весьма приблизительно знаю, чем она не является. Также я лишь весьма приблизительно знаю, что в душе индивидуальное, а что — общее. Она кажется мне, так сказать, всеобъемлющей системой отношений, при этом «материальное» и «духовное» предстают для меня, прежде всего, как обозначения возможностей, выходящих за пределы сознания. Я ни о чем не могу сказать, что это — «только психическое», ибо все в моем непосредственном опыте в первую очередь является психическим…

Язык, на котором я говорю, должен быть неоднозначным, вернее, двусмысленным, чтобы удовлетворять психической природе с ее двояким аспектом. Я сознательно и намеренно стремлюсь к двусмысленному выражению, потому что оно преодолевает однозначность и соответствует природе бытия. По всему своему предрасположению я вполне мог бы быть однозначным. Сделать это несложно, но это нанесет ущерб истине. Я намеренно даю возможность звучать вместе всем обер- и унтертонам, ибо они, с одной стороны, все равно существуют, а с другой стороны, дают более полную картину действительности.

Однозначность имеет смысл только при установлении фактов, но не при интерпретации, ибо «смысл» — это не тавтология, он заключает в себе нечто большее в качестве конкретного объекта высказывания.

Я определяю самого себя как эмпирика — должно же быть во мне хоть что-то подобающее. Вы ведь сами соглашаетесь с тем, что я плохой философ, и, естественно, мне не хочется быть неполноценным. Как эмпирик я хотя бы чего-то добился. Вы же не напишете на могильной плите хорошего сапожника, что он был плохим шляпником, потому что однажды он сделал никудышную шляпу.

Я по-прежнему специализируюсь только как психиатр, потому что важнейшим вопросом, который меня занимает, остается душевное расстройство, его феноменология, этиология и телеология. Все остальное для меня играет лишь дополнительную роль. Я не чувствую в себе призвания ни к созданию новой религии, ни к ее исповеданию. Я не занимаюсь философией, а только хочу в рамках возложенной на меня особой задачи быть настоящим врачевателем человеческих душ. Я нашел себя в этой роли и в этой роли выступаю как член человеческого общества. Ничто не кажется мне более бессмысленным и бесплодным, чем рассуждения о вещах, которые я не могу доказать и вообще не могу знать.

Я отнюдь не отрицаю, что другие люди, возможно, знают об этом больше, чем я. Я, например, не знаю, каким образом можно познать Бога в отрыве от человеческого опыта. Если я Его не чувствую, то как я тогда могу говорить, что Он существует? Но мой опыт очень узок и мал, а потому даже то, что было пережито, несмотря на тягостное ощущение беспредельности, окажется маленьким и человекоподобным, что лучше всего проявляется в том, как это пытаются выразить. В опыте все попадает в двусмысленность психики. Самый великий опыт является также самый малым и узким, и поэтому люди боятся говорить о нем слишком громко или вообще философствовать на эту тему.

Ведь для этого человек слишком мал и несовершенен, чтобы можно было отважиться на подобную дерзость. Поэтому я предпочитаю язык двусмысленный, так как он в той же степени отвечает субъективности архетипического представления, как и автономии архетипа. «Бог», например, означает, с одной стороны, невыразимый ens potentissimum, а с другой стороны, совершенно непригодное обозначение и выражение бессилия и беспомощности людей, то есть переживание самой парадоксальной природы.

Пространство души необычайно велико и наполнено живой действительностью. На краю его находится тайна материи и тайна духа. Я не знаю, говорит Вам что-нибудь эта схема или нет. Для меня это рамки, в которых я могу выразить собственный опыт.