ПОВЕДЕНИЕ ПОДРОСТКОВ
«Когда у моего сына началось половое созревание, где-то в двенадцать лет, — вспоминает Герберт Альбрехт, — я решил, что весь предыдущий воспитательный процесс пошел коту под хвост. Потому что его как подменили». Он качает головой. «К нему невозможно было подступиться, он стал забывчивым, вспыльчивым, постоянно обижался, — Герберт Альбрехт хмурится. — Сейчас ему восемнадцать, он отличный парень. Знать бы тогда, как оно все обернется, — он делает паузу, — было бы гораздо проще все это вынести». Он на секунду задумывается. «И все равно для меня это остается загадкой. Такая разительная перемена! Все ведь не может зависеть только от нас, от родителей? Или может?»
Шарлотта Байер горько усмехается, когда слышит это. «С моей Эленой было то же самое. Примерно в 11 лет она вдруг заявила мне, что у нее начинается половое созревание. И нам следует готовиться к худшему. Три года она не давала нам спуску: один раз не пришла домой ночевать, два раза была пьяна в стельку, она не мылась, красила волосы, школа ее вообще не интересовала». Шарлотта Байер смотрит очень серьезно. «Нам было неловко!
Я обратилась за консультацией, где избавилась от чувства вины, что это я не справилась с воспитанием. Правда, результат длился всего несколько дней. Когда опять начались ссоры, я почувствовала собственную беспомощность и оказалась во власти своей дочери. Мне казалось, она не от мира сего». На ее лице застыла ухмылка. «А на пятнадцатый день рождения она пришла ко мне, обняла меня и сказала: „Ты достаточно настрадалась, мам!“» На глаза Шарлотты Байер наворачиваются слезы. «Она еще крепче прижала меня к себе и сказала: „Но знаешь, мне все это время тоже было хреново!“»
Мать Элены качает головой. «И вдруг весь этот морок закончился. Эта внезапная перемена от славной девочки к мерзкой стерве, когда ты уже думаешь, что твой ребенок не может себя так вести. А потом она вдруг становится молодой женщиной. Все это для меня загадка и останется ею!» Она замирает на мгновение, потом говорит: «Может, и со мной так было? Да, наверное». Она смеется. «Должно быть, я просто не помню, как было трудно, а мои родители постарались об этом забыть!»
В разговорах с родителями, которые только выпускают или уже выпустили детей во взрослую жизнь, можно выделить некоторые пункты.
• Родители недоумевают, почему подростки так резко меняются в одну секунду. Они относят это к половому созреванию, но что конкретно происходит на этом этапе развития, никто доподлинно не знает. Конечно, есть какие-то соображения, но в целом это остается загадкой данного периода.
• Как нельзя объяснить стремительность, с которой половое созревание ребенка врывается в семейный уклад, переворачивая все с ног на голову, так невозможно и понять, почему этот морок проходит и перед вами снова оказывается не «инопланетянин», а нормальный человек, с которым можно обо всем договориться.
Физические и психические изменения, столь характерные для полового созревания, десятилетиями сводились к гормональным процессам, но детские психиатры, такие как, например, Джей Джидд, в результате неврологических исследований предложили еще одну модель, более адекватно объясняющую действия подростков и потому позволяющую их лучше понять.
Однако сразу оговорюсь: несмотря на то что неврология подняла так много вопросов и нашла на некоторые из них удовлетворительные ответы, нельзя обобщать выводы ученых — они корректируются в зависимости от индивидуального опыта и повседневной жизни взрослеющего ребенка.
И все же о многом уже можно говорить с уверенностью: нейроны подростка отличаются от нейронов ребенка или (молодого) взрослого. Они определяют их мышление, поступки и чувства. В начале полового созревания многие нервные связи в мозге отмирают, а какие-то, наоборот, становятся крепче.
Это касается прежде всего тех нейронов, которые отвечают за мотивацию и чувства. В сочетании с гормонально обусловленными изменениями эта неврологическая перестройка приносит с собой перепады настроения, а также выливается в отсутствие мотивации (к учебе, занятиям спортом — одним словом, ко всему) или приводит к рискованным увлечениям. Мозг подростка продолжает формироваться. Это можно сравнить с реконструкцией универмага, где снесено все, кроме опорных столбов, и пространство можно полностью переделать, а здание выстроить заново. Тем временем на двери висит табличка: «Магазин работает в обычном режиме, несмотря на ремонт!»
Если вернуться к подростку, то легко заметить нечто похожее: нейронные структуры, которые были так важны в детстве, отмирают, разрушаются, но в то же время возникают новые. Мозг постепенно взрослеет, но не прямолинейно, время от времени происходят сбои. Те связи и соединения, которые используются нечасто, исчезают. Перестраиваются отделы мозга, но не все одновременно: некоторые изменения (например, моторика) происходят быстро, другие (например, пространственное мышление, ориентация во времени или моральные убеждения) требуют больше времени.
Многие родители жалуются на то, что утром дети с трудом встают, чувствуют себя разбитыми, потому что вечером ложатся поздно. Причину этого объясняет невролог: гормон мелатонин, отвечающий за ощущение усталости, вырабатывается у подростков днем, с задержкой во времени. В результате они устают позже, потом не хотят спать, потому что не могут заснуть, а утром встают невыспавшимися, усталыми, долго ковыряются и все делают медленно.
То же самое относится и к изменению префронтальной коры мозга в период полового созревания. Она контролирует процесс принятия решений и способность планировать. В период неврологической реструктуризации здесь происходят сбои. Именно поэтому подростки начинают себя странно вести: они выдают много инстинктивных реакций, являющихся следствием неадекватной реакции префронтального отдела головного мозга. Возникают неконтролируемые вспышки гнева, наблюдаются колебания настроения — от безоблачного счастья до невыразимой печали.
А еще подростки многое забывают, и им приходится постоянно обо всем напоминать. Забывчивость — это не злой умысел, а скорее ограниченная работа префронтальной области. Последняя же объясняет безразличие, с которым подростки относятся к увещеваниям родителей («Мне все равно!») или к отсутствию желаний и планов на будущее. Подростки не думают о том, что будет позже, а если и думают, то очень мало. Фразы вроде «Если ты не начнешь учиться, то не получишь диплом» не находят у них никакого отклика, по крайней мере не приводят к изменениям в поведении. Ограниченностью функционирования префронтальной коры мозга объясняется и рискованное поведение: подросткам нужна сильная встряска, чтобы почувствовать себя живыми. При этом они не могут адекватно оценить опасность и нередко подвергают себя серьезному риску.
Всякий раз, когда я читаю подобные научные данные, у меня тут же возникает вопрос: неужели мы беспомощны перед неврологическими и гормональными изменениями, неужели ничего нельзя сделать, неужели все предыдущее воспитание было зря? Исследования мозга важны для адекватного понимания повседневных действий. Но осознание моделей поведения нельзя путать с принятием оных. Человек не беспомощен перед неврологической и гормональной перестройкой, но реальный повседневный опыт и жизненные ситуации вносят свои коррективы. Умственная и двигательная деятельность (спорт, музыка, искусство, чтение) становятся как никогда прежде важными для поддержания «реконструкционных работ».
Чувство локтя, отношения и воспитание незаменимы, даже если иногда родителям нечего противопоставить неврологической ярости и они чувствуют свою несостоятельность. Может быть, чтобы вникнуть в суть изменений в голове подростка, нужно мысленно нарисовать табличку и повесить ее на шею ребенку: «Жизнь продолжается, несмотря на строительные работы! Просим прощения за доставленные неудобства!»
Ян-Уве Рогге — Пубертат. Как пережить переходный возраст ребенку и родителям
