ОТВЕТСТВЕННОСТЬ КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА
Каким образом ответственность оказывается экзистенциальным фактором? Экзистенциальная природа смерти самоочевидна, смертность и конечность являются несомненными свойствами существования.
На самом глубоком уровне ответственность объясняет существование. Я понял это много лет назад благодаря одному незатейливому переживанию, однако столь мощному, что оно по сей день остается живым и ярким для меня. Я в одиночестве плавал с аквалангом в теплой, пронизанной солнцем, чистой воде тропической лагуны и испытывал, как часто испытываю, находясь в воде, ощущение глубокого удовольствия и уюта.
Я чувствовал себя как дома. Тепло воды. красота кораллового дна, сверкающие серебристые гольяны, неоново яркие коралловые рыбы, величественные морские ангелы, мясистые анемоны, эстетическое наслаждение от плавного скольжения и прорезания воды – все это вместе создавало ощущение подводного рая. А потом, по причинам, так и оставшимся мне непонятными, у меня произошло радикальное смещение точки отсчета.
Я внезапно осознал, что ни одно из существ, окружающих меня в воде, не разделяет мое ощущение уюта. Морские ангелы не знают, что они прекрасны, гольяны не знают о своем сверкании, коралловые рыбы – о своей яркости. Если уж на то пошло, черные игольчатые морские ежи и лежащий на дне мусор (который я старался не замечать) понятия не имеют о своем безобразии.
Домашность, уют, время радости, красота, приветливость, комфорт – всего этого на самом деле не существовало. Все переживание сотворил я сам! Я мог бы скользить по воде, покрытой пятнами нефти, с качающимися на ней пластиковыми бутылками, и с равным успехом решить, считать это прекрасным или отвратительным.
На самом глубоком уровне выбор и сотворение переживания оставались за мной. Изъясняясь в понятиях Гуссерля, произошел взрыв поста (смысла), и я осознал свою конституирующую функцию. Это было, как если бы я сквозь прореху в завесе повседневной реальности увидел более фундаментальную и глубоко тревожащую реальность.
Сартр в своем романе «Тошнота», в одном из великих пассажей современной литературы, описывает момент просветления – открытия ответственности. «Корни каштана уходили в землю прямо под моей скамейкой. Я уже не мог помнить, что это корень. Слова исчезли и вместе с ними значение вещей, методы их использования и те слабые ориентиры, которые люди отметили на их поверхности. Я сидел нагнувшись вперед и склонив голову, один перед этой черной узловатой массой, совершенно жутко животного вида, которая пугала меня.
Потом у меня было это видение. Оно лишило меня дыхания. Никогда, до этих последних нескольких дней, я не понимал значения «существования». Я был таким же, как другие, прогуливавшиеся вдоль морского побережья, разодетые в свои весенние наряды. Я говорил так же, как они. «Океан – зеленый, то белое пятнышко – чайка», но я не чувствовал, что океан существует или что чайка – «существующая чайка».
…И вдруг оно было здесь, ясное, как день: существование внезапно сбросило свои покровы. Оно утратило безобидный облик абстрактной категории, это был сам мозг вещей, корень был замешан в глину существования. Нет – корень, дорога, парковые ворота, скамейка, скудная трава – все это исчезло: разнообразие вещей, их индивидуальность были лишь кажимостью, видимостью.
Эта видимость расплавилась, оставив мягкие безобразные массы в полном хаосе – обнаженные, в ужасающей, непристойной обнаженности… С другой стороны, этот корень существовал таким образом, что я не мог объяснить этого. Узловатый, инертный, безымянный, он околдовывал меня, наполнял мои глаза, непрестанно возвращал меня к своему собственному существованию. Тщетно было повторять: «Это корень» – это больше не работало!
Герой Сартра встречается с первозданными «безобразными массами», с самим «мозгом вещей» – веществом, не имеющим ни формы, ни значения до тех пор, пока он сам его не внесет. На него обрушивается знание этой «подлинной ситуации», когда он открывает свою ответственность за мир. Мир приобретал значение, только будучи конституирован человеческим существом – в терминах Сартра, «самостью». В мире нет никакого значения вне или независимо от самости.
Как западные, так и восточные философы размышляли над проблемой человеческой ответственности за природу реальности. Самое главное в революции, произведенной в философии Кантом, – его точка зрения, что именно человеческое сознание, природа психических конструктов человеческого существа, является источником внешней формы реальности. Согласно Канту, пространство само по себе «не объективно и реально, а напротив, субъективно и идеально; иначе говоря, это схема постоянным закономерным образом обусловливаемая природой психики, требующей координации данных всех внешних чувств».
Что привносит этот взгляд на мир в индивидуальную психологию? Хайдеггер, а вслед за ним Сартр исследовали значение ответственности для индивидуального существа. Хайдеггер обозначал индивида как dasein (не «я», не «некто», не Эго» и не «человеческое существо») по конкретной причине: он всегда стремился подчеркнуть двойственную природу человеческого существования.
Индивид – это «здесь» (da), но он или она также конституирует, что есть здесь. Эго – это два в одном: это эмпирическое Эго (объективное: нечто, находящееся «здесь», объект в мире) и трансцендентное, то есть запредельное всякой эмпирии Эго, которое конституирует («в ответе за») себя и мир. С этой точки зрения ответственность неразрывно связана со свободой. Если индивид не свободен конституировать мир любым из множества способов, то концепция ответственности не имеет смысла. Вселенная условна: все, что есть, могло быть создано иным. Взгляд Сартра на свободу чреват серьезными последствиями: человеческое существо не только свободно, но и обречено на свободу. Более того, свобода простирается дальше ответственности за мир (то есть насыщения мира значением): мы полностью ответственны за свою жизнь, не только за свои действия, но и за свою неспособность действовать.
В то время, когда я пишу эти строки, в другой части мира свирепствует голод. Сартр утверждал бы, что я несу ответственность за этот голод. Я, разумеется, протестовал бы: я мало что знаю о происходящем там и считаю, что мало чем могу содействовать изменению этой трагической ситуации. Но Сартр указал бы, что я сам предпочитаю оставаться неосведомленным, и в данный момент принимаю решение писать эти слова, вместо того чтобы включиться в трагическую ситуацию голода. В конце концов, я мог бы организовать митинг для сбора средств или, воспользовавшись своими контактами в издательской среде, информировать общественность о событиях в другой части мира. Но я предпочитаю оставаться в неведении.
Я несу ответственность за то, что я делаю, и за то, что я предпочитаю игнорировать. Точка зрения Сартра здесь не касается морали: он говорит не то, что я должен делать нечто иное, а что я отвечаю за то, что делаю. Оба эти уровня ответственности установление значимости и ответственность за жизненное поведение – имеют, как мы увидим, огромное значение для психотерапии.
Осознание и того, и другого – и факта собственного конституирования себя и мира, и собственной ответственности – серьезно пугает. Рассмотрим следствия. Ничто в мире не имеет иного значения, кроме порожденного нами. Нет ни правил, ни этических систем, ни ценностей, никакого внешнего референта, никакого грандиозного вселенского плана. Согласно Сартру, индивид – единственный творец (именно об этом его фраза «человек – это существо с перспективой быть богом»).
Позвольте мне теперь обратиться к исследованию конкретных психических защит, ограждающих индивида от сознавания ответственности. В течение рабочего дня любой терапевт встречает несколько примеров защит, направленных на избегание ответственности. Я собираюсь обсудить некоторые из наиболее распространенных, компульсивность, перенос ответственности на другого, отрицание ответственности («невинная жертва», «потеря контроля»), избегание автономного поведения и патология принятия решений.
Компульсивность
Одна из наиболее распространенных динамических защит от сознавания ответственности – создание психического мира, в котором нет переживания свободы, а есть существование под властью некой не преодолимой, чуждой для Эго («не я») силы. Мы называем эту защиту «компульсивностью».
Перенос ответственности
Многие люди избегают личной ответственности, перенося ее на другого. Особенно распространен этот маневр в психотерапевтической ситуации. Одной из основных тем моей работы с Бернардом было его стремление переложить ответственность с себя на меня. Между сессиями он не думал о своей проблеме, вместо этого он просто собирал материал и «вываливал» его мне на колени. (Он хитроумно парировал мой комментарий по этому поводу, заявил, что если бы «обрабатывал» материал заранее, на сессиях не было бы спонтанности.) Он редко приносил сны, потому что не мог заставить себя записать их во время кратких ночных пробуждений, а к утру забывал. В тех редких случаях, когда Бернард записывал сон, он ни разу не просматривал запись между временем написания и сессией и зачастую в конце концов не в состоянии был разобрать собственный почерк.
Существуют и другие способы переноса ответственности, часто встречающиеся в терапевтической практике. Параноидные пациенты очевидным образом делегируют ответственность другим индивидам и силам. Они отрекаются от собственных чувств и желаний, неизменно объясняя свою дисфорию и свои неудачи внешними влияниями. Главная и часто неосуществимая терапевтическая задача в работе с параноидными пациентами состоит в том, чтобы помочь им принять собственное авторство спроецированных ими чувств.
Избегание ответственности является также фундаментальным препятствием в психотерапии пациентов с психосоматическими заболеваниями. У таких пациентов ответственность исключена дважды: они переживают соматический дистресс вместо психологического; даже признавая психологический субстрат своего соматического расстройства, они склонны прибегать к защитам путем экстернализации – объяснять свою психологическую дисфорию плохими нервами или неблагоприятными условиями среды.
Ялом Ирвин — Экзистенциальная психотерапия
