«КАРАКУЛИ» В ДЕТСКОЙ ПСИХОТЕРАПИИ (Вайолет Оклендер)
Е. Kramer описывает как использовать технику каракуль в работе с детьми, которые еще не достигли подросткового возраста. Я считаю, что каракули — это очень безобидный метод, предназначенный для того, чтобы помочь детям выразить откровенно что-то, таящееся внутри них.
Оригинальная методика заключается в том, что вначале ребенок должен полностью использовать свое тело, чтобы выполнить рисунок в воздухе с помощью размашистых ритмических движений. Затем ребенок с закрытыми глазами рисует эти движения на большом воображаемом листе бумаги. Мне нравиться сама идея: ребенок использует огромный воображаемый лист бумаги, поставленный перед
ним на таком расстоянии, что до него можно достать рукой, и на такой высоте, чтобы до него ребенок мог дотянуться. Я прошу его представить, что он держит карандаш в каждой руке и изображает
каракули на этой воображаемой бумаге. Он должен быть уверен, что касается каждого уголка и каждой части листа бумаги. Это упражнение с участием всего тела, по-видимому, способствует релаксации, освобождению ребенка с тем, чтобы его каракули на настоящей бумаге были менее ограниченными.
Затем я прошу ребенка сделать рисунок каракулями на настоящей бумаге, иногда с закрытыми глазами, иногда с открытыми. Следующий шаг заключается в рассматривании каракуль со всех сторон, в отыскивании среди них форм, которые что-нибудь напоминают. Иногда дети представляют себя этими формами, шумят, говорят, что как будто смотрят на облака. Потом они стирают и дополняют ряд линий по своему выбору так, чтобы получилась картинка. Иногда дети находят
несколько небольших картинок; другие выделяют и дополняют большую картину, состоящую из связанных друг с другом сцен. Дети рассказывают мне истории о своих картинках. Иногда, когда
ребенок может отыскать только одну небольшую картинку, я предлагаю ему изобразить сцену, в которую будет включена эта маленькая картинка.
Восьмилетняя Мелинда нарисовала большую голову девочки. Я попросила ее побыть в роли этой девочки и рассказать о себе. Она продиктовала небольшую историю, которую я записывала по ходу рассказа. «Я девочка со спутанными волосами и я только что проснулась. Меня зовут Мелинда. Я чувствую себя как лохматая собака. Я не выгляжу хорошенькой, а могла бы, если бы мои
волосы привести в порядок. Мои волосы разного цвета. Я ходила в бассейн, а мои волосы длинные, и я не надевала шапочку, поэтому они стали разноцветными. Так произошло с моей подругой: у нее
волосы стали зелеными. Я хотела бы иметь длинные волосы и собираюсь их отрастить. Мне нравятся длинные волосы». Рассказ Мелинды легко перешел в ее представление о себе, ощущение того, как она выглядит и какой представляет себя, какой личностью себя ощущает.
Восьмилетняя Синди обнаружила среди своих каракуль много шляп. Вот ее рассказ: «Рассказ о шляпах. У этих шляп много проблем. У одной из них проблема в том, что на ней пуговицы, у другой, что она полиняла во время стирки и никто не хочет ее носить. У одной шляпы проблемы в
связи с пятнышками на ней, а у той шляпы с двумя макушками — дыры и заплаты, из-за этого она никому не нужна. Одна шляпа счастливая: она красивая, фиолетового цвета, и кто-то носит ее. Одна шляпа очень печальная, потому что она ободранная и никто не хочет ее покупать. Фиолетовая шляпа — это волшебная шляпа, надев ее, вы не слышите криков. Я ношу ее». Я с интересом отметила, что все шляпы Синди были мужскими. Я не упомянула тогда об этом, хотя теперь, когда пишу о Синди, я поняла, что она могла бы сказать об этом многое. Я попросила ее представить себе, что на ней ее волшебная фиолетовая шляпа, и рассказать мне побольше о крике, которого она не слышала.
Одиннадцатилетняя Кэрол нарисовала большую утку на воде. Ее рассказ: «Я маленький утенок. У меня есть крылья, но я не могу летать. Когда я родилась, я была совсем мокрая, но сейчас у меня выросли перья и я пушистая. Я живу на воде и повсюду следую за своей мамой, и мы живем вместе с ней в парке, где есть озеро. Когда сюда приходят люди, они иногда кормят нас хлебными крошками. У меня есть лапы, а между пальцами-перепонки, с которыми легче плыть по воде». Я
попросила Кэрол сравнить себя с ее уткой. Она сказала: «Я сильно изменилась с тех пор, как родилась, но мне по-прежмему нужна моя мама. Я еще недостаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно».
Кэрол была ребенком, которого надолго предоставляли самой себе.
Один восьмилетний мальчик нарисовал каракулями фигурку мальчика, сидящего в середине рисунка. Изо рта мальчика, как в комиксах, выходил пузырь со словом «Ха», написанным девять раз. Я попросила его побыть нарисованным мальчиком и рассказать, над чем он смеется. Он сказал: «Я смеюсь потому, что эти каракули не позволяют никому из людей добраться до меня. Они как заборвокруг меня». Легко понять куда мы с ним направились после этого.
Тринадцатилетний Грег испытывал большие трудности, отыскивая картинки в своих каракулях. Сначала он рассматривал одну их них, поворачивал ее снова и снова и, наконец, сказал, что здесь вообще нет рисунка. Я ответила: «Хорошо, у нас есть чистый лист бумаги, попробуй еще раз». Он изобразил каракули и затем, несмотря на тщательное изучение, опять не смог найти картинку. Поэтому я предложила ему сделать еще один рисунок. В этот раз он отыскал одно очень маленькое
лицо. Потом он пошел дальше, нарисовав нескольких рыб, одна из которых попалась на крючок, спрута, пронзенного копьем, и одну рыбку, которая плавала отдельно. Он сказал: «Я фиолетовая и желтая рыбка. Все попались, а я один плаваю в безопасности». Я попросила его сочинить по его картинке простой стишок, в котором были бы слова: рыбка; фиолетовый, желтый; спокойно плавающий в одиночестве; приходящий вовремя.
Ему очень захотелось сделать другие каракули. Он снова изобразил рыбу. Он сказал: «Огромное чудовище пытается схватить эту рыбку. Друг рыбки, похожий на какое-то животное в фуражке, вытаскивает рыбку снастью, чтобы спасти ее. Я спасенная рыбка». На вопрос о том, как это связано с его реальной жизнью, он ответил по поводу первой картинки с рыбкой: «Мне удалось избежать неприятностей», а по поводу второй: «Кажется, мне удалось спастись, не попасть в трудное
положение, но я не знаю, как». У Грега отмечались симптомы психосоматических нарушений (включая ночное недержание мочи), и мне открылась хорошая возможность разобраться в происхождении симптомов, используемых им для собственной защиты. Грег был очень легким в общении и спокойным, никогда не обнаруживал признаков гнева и не считал, что в его жизни что-то неправильно. Он спросил меня, почему он не смог увидеть никаких картинок в своих первых
каракулях, и я высказала предположение, что, возможно, он только теперь позволил своим глазам освободиться. Он согласился и тотчас же взял свой самый первый рисунок каракулями и дорисовал
руку, хватающуюся за стену. Он сказал, что это человек, который пытался перебраться через стену, но у него не было хорошей опоры и были неприятности. Потом он посмотрел на меня и сказал: «Может
быть, я и пытаюсь вступить с чем-то в борьбу?».
