ИНАЧЕ ДУМАЩИЕ ДЕТИ (УМСТВЕННО ОТСТАЛЫЕ)
Дети с ограниченными умственными возможностями в отличие от взрослых, которые могут спокойно жить в привычной обстановке, не напрягая интеллект, вынуждены каждый день усваивать что-то новое. И не просто узнавать, а развивать при этом определенный способ познания так, как это требует школьная программа. А в последней все нацелено на развитие отвлеченного мышления с его умением отрывать абстракт от образа и управлять движением представлений согласно общим правилам. Это не всем доступно. Во-первых, кому-то присуще мыслить образами (пралогично, кататимно, архаично). Они хуже учатся, но лучше адаптируются к жизни. И пока практические навыки (в чем они сильнее), особо не нужны, им приходится чувствовать себя инакомыслящими. С неизбежным отчуждением от основного дела (учебы), которым занят коллектив. Их привычно (с подачи детских психоневрологов) называют детьми с задержкой психического развития, хотя речь идет всего лишь о задержке темпов обучения (программу начальной школы им рекомендуется проходить в течение четырех, а не трех лет). Но мы оставим за ними традиционную аббревиатуру ЗПР. Во-вторых, дети с так называемой «пограничной умственной отсталостью», когда на недостаточность отвлеченного мышления наслаивается дефицит воображения. Здесь ведущую роль играет слабость познающей воли, побуждающая останавливаться в развитии, как только наступает адаптация к условиям жизни. Потакать им и полагаться на их собственную инициативу и ответственность нельзя. Умственное развитие приходится все время подталкивать. Условно мы их обозначили словом «тугодумы». В-третьих, просто недалекие умом, где память и шаблон заменяют воображение и интеллект (умение на основе имеющегося знания создавать но-вое). Но поскольку из них получаются примерные ученики (трудности появятся при столкновении с нештатными жизненными ситуациями), мы этот вариант рассматривать не будем, а ограничимся лишь упоминанием о нем. И, естественно, в наш реестр мы не включили так называемые вторичные расстройства умственного развития (по классификации Г. Е. Сухаревой): а/ задержка темпов психического развития вследствие не-благоприятных условий воспитания; б/ при длительных астенических со-стояниях; в/ в связи с инфантилизмом; г/ из-за поражения слуха, зрения, речи, чтения и письма; в/ по причине психического заболевания.
Как отметил в свое время В.М. Лупандин, когда основной причиной умственной отсталости выступает познающая воля, ребенок нуждается в разумной и рациональной стимуляции развития. Лучше всего, как пока-зала в своих работах Л.С.Славина, когда методы стимуляции окрашены положительными эмоциями, но на практике это получается не то чтобы не всегда, а почти никогда. Умение деликатно подтолкнуть другого чело-века к желательной тебе цели редко встречается среди людей. Гораздо чаще мы предпочитаем нажать, заставить, приказать, не особо церемонясь с самолюбием того, с кем можем позволить себя вести таким образом. Особенно с детьми. Поэтому привычка к тому, что с тобой могут говорить раздраженным тоном, не скрывать разочарования, принуждать к тому, что неинтересно — вечный спутник того, кто с детства попал в условия педагогической депривации. Их актуальное переживание (паттерн) будет ожиданием унижения, окрашенным чувствами, которые сопровождают фрустрацию неудачника. С вполне понятным стремлением снискать расположение к себе обходным путем (пресловутая сердечная привязанность примитивных умом натур вдохновляла романтическую натуру художников слова во все времена). Психологическая защита компенсаторно-уступчивым способом, усвоенная с детства, нередко принимается за сам характер (разочарование приходит позже). При этом отвращение к культуре, цивилизации и прогрессу, от которых с детства человек привык ждать одни неприятности, повышает ценность семейных отношений, что выгодно отличает таких людей от честолюбивых эгоистов в глазах непритязательных супругов. Как заметил Ф.Фукуяма, «пустоголовые женщины в цене на Востоке». Однако сказанное в полной мере относится и к мужчинам. Комплекс аутсайдера хорошо компенсируется «прилипанием» (по Л.Зонди) к умному и независимому покровителю безотносительно пола. Естественно, если повезет в личной жизни. «Экологическая ниша» хорошо выручает в смысле адаптации. Но так бывает не всегда. Завышенные экспектации со стороны родных и близких могут преследовать человека если не всю жизнь, то достаточно долго. Тогда при первой возможности «тугодумы» уйдут в мир воображения по механизму «аутистического исполнения желаний». Жизнь на обочине в кругу привычных непритязательных впечатлений («наш уголок нам никогда не тесен»), когда уверенность в безопасности дается тем, что у тебя нечего взять, вполне приемлема для такого склада людей. И длится без особых проблем, если обстоятельства не поставят на грань выживания. Но это случается, как правило, не на заре жизни, а позже (депривация подразумевает определенные социальные гарантии). Путь из аутсайдеров в маргиналы хорошо описан художественной литературой, что позволяет не вдаваться в подробности такой трансформации защитных установок.
Наиболее уязвимым возрастом для детей такого склада бывает младший школьный. Пока игра была организована взрослым человеком, «упертые» не чувствовали особого давления, хотя сверстники и давали им почувствовать свою неприязнь. Во всяком случае, возможность играть с теми, кто помладше, сильно скрашивала огорчения текущей жизни. Но с началом учебы, где нужно действовать самому, дефицит инициативы и любознательности обнаруживает себя сразу. Особенно в так называемых престижных школах. А дальше многое зависит от позиции родителей. Взрослые берутся за воспитание всерьез, так как отлично понимают, что если их ребенок не поднимется до нужного уровня, он уйдет от них в примитивно живущее сообщество. А это обидно. Развитие начинают подталкивать любыми средствами. К сожалению, предпочтение отдается насилию. Пружина взаимного недовольства сжимается год от года. И как только отроческий, а тем более, подростковый возраст открывает ребенку перспективу улизнуть от гнета культуры, он этой возможностью, как правило, пользуется. По-разному, здесь многое зависит от характера.
В сравнительно примитивной по своим запросам среде давление со стороны педагогов компенсируется снисходительным отношением родителей, но тогда о педагогической депривации как таковой (мы берем крайние случаи, чтобы подчеркнуть самое типичное) речи нет. Если «тугодумов» с детства привлекают к наглядно-действенной работе, где пример переходит в навык, минуя необходимость усваивать теорию, а то, что усвоено, сразу может найти практическое применение (обучение ремеслу), психическое напряжение все равно в какой-то мере остается (сообразительность нужна везде), но успехи в зоне ближайшего развития вполне досягаемы и фрустрационное напряжение хотя и мучает, но не в такой степени.
В условиях семейной изоляции у «тугодумов» появляется возможность уйти от напряжения, которое их преследует в школе. Это дается ценой ограничения потока информации, то есть субъективно хорошо, но объективно плохо. И если родители не жалеют времени и сил (а для воспитания детей такого склада нужно запастись изрядным терпением) на формирование навыков практического свойства, адаптивные возможности, хотя и на ограниченном пространстве, позволяют «чувствовать почву под ногами». Если невротичные, психопатичные, умственно недалекие взрослые заняты исключительно своими проблемами выживания в мире, которому они не доверяют, отчуждение от системы и среды бывает непродуктивным и ничем не компенсируется. Избегать, ничего не строя, – верный путь к социальной изоляции. Тогда актуальным переживанием (паттерн) выступает желание ни во что не вмешиваться, кроме ни к чему не обязывающей игры. Так называемый «вторичный инфантилизм», дополняя недостаточность ума, останавливает развитие на стадии аффилиативных привязанностей. Остаться по-детски беззащитным становится драйвом, обещающим безопасность бытия. И столь же логично появление защитной тенденции – переносить тревожные опасения на культуру в целом, где система и среда (общество) живут по своим непонятным и непостижимым правилам. Позиция «отщепенца за чьей-то спиной», приобретенная в школьные годы, определяет стиль и манеру поведения на всю оставшуюся жизнь.
Пока родители в той или иной мере страхуют от явной неуспеваемости в начальной школе, проблемных ситуаций в какой-то мере удается из-бегать, так что наиболее уязвимым возрастом является отроческий, когда, во-первых, единственного учителя сменяют многие, а во-вторых, сверстники начинают ревниво относиться к чужим успехам и не прощают незаслуженного поощрения, объявленного из самых наигуманнейших побуждений. Система начинает отторгать всерьез. Да и среда не торопится принять в свои ряды. Приходится искать приятелей среди таких же, кому во дворе не сладко, а деться некуда. Так появляется своеобразная прослойка «уличного племени», состоящая из детей отроческого возраста, которых друзьями назвать можно лишь в известном смысле. Особой сплоченности там нет, но они дрейфуют из одной квартиры в другую (во дворе хулиганы их теснят), после чего родители обмениваются украденными вещами. Но это позволяет сделать психологически очень важный шаг – подняться с уровня «экологической ниши» на уровень «исключения третьего» в механизмах психической средовой адаптации (дезадаптации). Теперь можно игнорировать школьные неудачи без особого напряжения.
Естественно, без системы не проживешь, и второй кризис начинается в подростковом возрасте, когда приходит время трудового обучения. Сей-час многое зависит от того, в какой мере родители готовы мириться со скромными жизненными перспективами своих детей. Ведь знаний для дальнейших успехов явно недостает и доставать не будет, так что выбор придется делать в пользу ремесла. Нередко это уводит подростка в другой круг общения, чьи нравы, порядки и традиции сильно отличаются от привычек, воспитанных семьей. Наступает третий кризис. Неумелый, неловкий и несообразительный человек в незнакомой среде редко приживается. Сам по себе он, будучи воспитан в обстановке изоляции, решать повседневные проблемы общения не приучен. Если повезет, супруг возьмет на себя родительские обязанности. Это относится и к мужчинам, и к женщинам. Если нет – придется возвращаться под покровительство семьи. Если и это недоступно (родители не могут принять или их уже не стало), вероятность оказаться среди людей маргинальной ориентации более чем вероятна. Конкретный выбор роли будет во многом зависеть от обстоятельств.
Самым неблагоприятным вариантом для «тугодумов» бывает ситуация запущенности, когда родители легкомысленно полагаются на школу и среду (будучи, как правило, сами недалекого ума). Теперь заботы выживания почти полностью «обескровливают» резервы психического развития, которых и без того изначально мало. Дети с раннего возраста чувствуют себя «загнанными в угол». В системе им никто не рад, а среда, кроме кото-рой идти некуда, отводит глупым и беззащитным самые унизительные роли. В дошкольном возрасте они стараются осваивать уголки двора, где к ним не пристают активные сверстники или ребята постарше. Когда их не-сколько, образуется некая группа (как правило, разновозрастная), чьи нравы сильно напоминают зоосоциальную сплоченность. Это позволяет осла-бить напряженность актуального переживания – ожидание агрессии с лю-бой стороны. Естественно, такая мера не очень эффективна, поэтому у любого ребенка всегда наготове драйв – прилепиться к сильному, для которого они готовы принять на себя любую роль. Такой вектор психической средовой адаптации остается в самом фундаменте характера. Но в любом случае, брошенные на произвол судьбы или нашедшие покровителя (чаще всего – «доброго плантатора»), тугодумы, воспитанные в обстановке социальной и педагогической запущенности (жертвы небрежного воспитания), прочно усваивают навыки изгоя как форму психологической защиты. Отвергнутый семьей и системой человек, умственные возможности которого не позволяют самостоятельно противопоставить равнодушному миру силу воображения, перестает интересоваться культурой как таковой. Он как истинное дитя среды становится ее игрушкой, для которой, говоря словами М.Ларни, «счастье это сытый желудок, а любовь – раздражение нервных окончаний». Воспитание детей и служение обществу как ценности жизни просто не приходят ему в голову.
Конфликт с обществом дает о себе знать с началом обучения в школе, но надлом личностного развития начинается еще в дошкольный период. Если ребенок не посещает детский сад (а родителям не до его воспитания) или у воспитателей до него не доходят руки (блокированная эмпатийная потребность в раннем детстве тормозит аффилиативную, на которой базируется воспитательная ситуация), пробиться через слой педагогического равнодушия ребенку такого склада явно не под силу. Так что, придя в школу, он имеет гораздо больше шансов получить статус «озлобленного дезорганизатора», чем просто «небрежно воспитанный». Приноравливаться к системе ему просто не приходит в голову. Отставание в учебе закрепляет за ним эту характеристику. Дальнейший путь к социальному отчуждению будет мало отступать от вектора, намеченного в начальных классах, хотя реабилитационная педагогика (не очень популярная в нашей школе) и в состоянии многое исправить.
