ДВЕ ФОРМЫ ВОСПРИЯТИЯ
Стоило только Мерло-Понти уравнять сознание с восприятием, и мы оказались внезапно в соматической вселенной подлинного человеческого опыта, соответствующего тому, как каждый из нас фактически переживает себя и свой мир. Остались позади представления об «уме», каким-то образом наложенном на «тело»; напротив, «ум» и «тело» составляют часть одной и той же функции, состоящей в поддержании постоянной связи человека со средой: функции восприятия.
Без сомнения, это была фундаментальная позиция, к которой пришел и Фрейд относительно человеческого сознания: то, что оно развивалось соматически, как практичный чувственный инструмент для выживания и прощупывания среды; благодаря этой развившейся в нем практической
функции, сознание было инструментом, обращенным на среду и неспособным развернуться назад и воспринимать соматический центр, из которого оно произошло. Тому, кто достиг соматического понимания работы Фрейда, многое из сделанного
Мерло-Понти покажется расширением и прояснением исходных фрейдовских прозрений. И после того, как обнаруживаешь сходство точек зрения этих двух исследователей, неожиданно сталкиваешься с совсем
иной удивительной интуитивной находкой, переносящей Мерло-Понти на целый огромный скачок дальше Фрейда.
Это следующее удивительное установление: сознание не только есть восприятие, но, более того, существует две формы восприятия и, следовательно, сознания. Он пользуется несколькими способами обозначения этих двух форм восприятия, самыми точными из них являются аналитическое сознание и феноменологическое сознание.
Когда мы «аналитически» сознательны, мы воспринимаем нашу среду теми средствами, которые Фрейд и все мы обычно относим к «сознанию». То есть, то, что мы всегда называли «сознанием», это всего лишь один путь восприятия – аналитический. Такое аналитическое сознание является
простым практическим изучением среды, сканированием, посредством
которого мы что-то ищем. Используя собственные наблюдения, так же как наблюдения гештальт-психологов, Мерло-Понти не оставляет сомнений в том, что когда мы воспринимаем мир в этой поисковой, сосредоточенной,
аналитической манере, мы устанавливаем наши соматические рычаги управления таким образом, что результирующее переживание, получаемое нами, приобретает особую базовую форму: форму фигуры/фона. Это означает лишь то, что когда мы смотрим, ожидая что-то увидеть, мы держим свои паруса так, что наше восприятие настроено на прием какого-то одного предмета, одной реальности, одной «фигуры» из всего множества вещей, улавливаемых нашими чувствами.
Когда вы запрограммированы на «поимку» какой-то одной конфигурации, это значит, вы строго сфокусированы на одном предмете, вплоть до исключения всех остальных, входящих в ваш чувствующий аппарат – все остальные предметы, следовательно, находятся не в фокусе; они сливаются с фоном, совершенно так же, как теряются в анонимном заднем плане остальные танцоры, когда прожектор сфокусирован на прима-балерине. Не то, чтобы остальных танцоров там нет; они там, все в порядке, но вы не осознаете их присутствия. Фигура/фон: прима это «фигура»; прочие уходят в «фон», анонимно обеспечивающий задник, на котором «фигура» может четко
выделяться.
Мерло-Понти утверждает, что история о сознании не исчерпывается таким разделенным на фигуру и фон восприятием; вернее, это лишь половина истории. Лишь один путь восприятия нашего мира. Этот путь весьма практичен: таким образом вещи обнаруживаются и обособляются, так что мы можем изучать, брать их, работать над ними. Такая аналитическая манера воспринимать является и в самом деле «аналитической», соответственно тому, как разбивается при этом на части наш опыт, как он дробится на единицы или подразделения, которые называются «фигурами».
Если хотите сыграть с самим собой в простую игру, которая продемонстрирует вам, что ваше аналитическое сознание всегда располагает этим основополагающим структурным делением на фигуру и фон, сделайте следующее. Вытяните перед собой пальцы левой руки, все пять пальцев раздвинуты и между ними равные промежутки. Теперь посмотрите на средний палец; сконцентрируйте внимание на его центральном (в противоположность двум парам соседних пальцев с обеих
сторон) положении. После того, как вы концентрировались достаточно
долго, постарайтесь переключиться: не допуская ни малейшего движения глаз, сфокусируйте внимание на новой конфигурации, на трех средних пальцах. Отметьте, что они вдруг стали одной единицей и обособились от одиночных пальцев, примыкающих к ним теперь.
Мгновением раньше эти два пальца (безымянный и указательный) не являлись частью фигуры, они были составляющей фона; сейчас, не сдвинув глаз, вы воспринимаете те же чувственные данные совершенно отличным образом. Изменились не чувственные данные; изменился лишь способ, которым вы эти данные воспринимали. Вы участник игры фигуры/фона, представляющей собой путь, который позволяет нашему практичному
«аналитическому сознанию» просеивать и перегруппировывать то, что мы воспринимаем. Вычленив единицы из «одного» и «трех пальцев»,
попробуйте теперь увидеть единицу «из пяти пальцев».
Продолжайте разбивать ее на части и перегруппировывать. Если окно у вас
в комнате разделено несколькими переплетами, вы можете превосходно поиграть в группирование фигуры/фона. До сих пор все совершенно ясно. Не «ясно» как раз то, на что увлеченно набрасывается Мерло-Понти
потом. Когда мы говорили о человеческом сознании, мы так долго имели в виду «аналитическое сознание», что были слепы к тому обстоятельству, что мы воспринимаем еще и совсем другим способом, способом настолько отличным, что нам никогда не приходило в голову вообще считать это восприятием, еще меньше – сознанием. Этот другой способ восприятия
непрактичен, при таком восприятии не происходит направленного поиска, а опыт не расчленяется на единицы, какие работают, как мы видим, при
организации фигуры/фона.
Мерло-Понти называет этот отличный путь восприятия «феноменологическим сознанием». Причина, по которой мы не замечали, что воспринимаем этим иным способом, в том, что замечать нечего: при таком способе восприятия мы не обращаем на что-либо внимание, не ищем
какую-либо фигуру, поэтому мы никогда не отмечаем чего-то, что бы
определенно помнили.
Если мы вернемся к первоначальному фрейдовскому описанию пути развития сознания в той его части, которая относится к памяти, все снова покажется совершенно очевидным. Когда сознание фокусирует внимание на
какой-то одной вещи, оно собирает по крохам след-в-памяти такой вещи;
память служит адъютантом этой практической деятельности аналитического сознания, и, вероятнее всего, использует полностью
ограниченные и специализированные участки мозга. Однако когда мы перестаем фокусировать свой перцептивный аппарат, и тем самым позволяем восприятиям вторгнуться в нас нерасчлененными и не организованными нашими усилиями, в этом случае мы не обладаем какой-либо специфической памятью о какой-то отдельной вещи и, конечно, об отсутствии с нашей стороны перцептивного усилия.
Даже в этом случае мы являлись воспринимающими; праздно, не прилагая усилий вы и я воспринимали феномены нашего мира такими, как они попадали в нашу перцептивную корзину – сырыми, неорганизованными,
недифференцированными и размыто-единообразными. Вы не только не
осознавали какого-то отдельного предмета в своем перцептивном
мире, вы не осознавали и своего «Я»: т.е. воспринимали бессознательным-по-отношению-к-себе способом. И тут вдруг раздается голос: «О чем вы думаете, Том?» И вы немедленно оказываетесь «снова в мире», в вас присутствует самосознание, а ваше восприятие фигуры/фона бросается в действие, видя, что там, в дверях, есть некто, кто обращается к вам с практическим вопросом. «О чем вы думаете, Том?» И вы или я отвечаем: «Пустяки. Я ни о чем не думал». Что абсолютно верно: мы с вами думали и
воспринимали, но не думали о чем-то предметно и не воспринимали чего-то
определенного. Мы воспринимали, не задействуя механизм фигуры/фона,
посредством которого мы вторгаемся в наш мир и фрагментируем его, преследуя практическую цель: жить в дружбе с людьми и нашей физической средой.
Томас Л. Ханна — Восстание тел. Основы соматического сознания
