«Безболевой инфаркт», я о нём до встречи с пациенткой читал только в книгах. В…

«Безболевой инфаркт», я о нём до встречи с пациенткой читал только в книгах. В таких случаях у людей есть изменения на кардиограмме… Её сердце умирало, но боли не было! И мне было очень трудно уговорить женщину поехать в больницу…»
Фельдшер «Скорой помощи» Москвы и популяризатор медицины Владимир Варнавский в интервью рассказал о буднях своей работы.

Автор публикации — Екатерина Шутова, научный журналист издания «XX2 ВЕК». Если Екатерина Шутова является автором интервью — то это залог того, что публикация будет на актуальную тему и заведомо интересной. Екатерина умеет правильно задавать вопросы собеседнику.
Читайте текст Екатерины Шутовой:

Врачи из медицинских сериалов кричат: «У него остановка сердца, несите дефибриллятор!» А ещё вставляют в горло задыхающихся пациентов ручки. Так ли действуют сотрудники скорой помощи в реальной жизни? На какие вызовы бригады чаще всего приезжают летом? Начался ли в России новый всплеск заболеваемости ковидом? По каким причинам медики уходят из профессии? Чем опасен «безболевой инфаркт»? Рассказывает фельдшер скорой помощи и популяризатор медицины Владимир Варнавский.

XX2 ВЕК. Недавно я виделась со знакомой, у которой, как выяснилось при встрече, сильно болело горло. На следующий день горло заболело у меня — а когда я спросила приятельницу, почему она не изолировалась с таким симптомом, та ответила, что «психолог сказала: больное горло — это психосоматика из-за невысказанных желаний».

Владимир Варнавский. Да-да, и из-за непроговоренных переживаний!

XX2 ВЕК. Ну да, и типа «это не заразно». А в итоге болеем сейчас и я, и муж. Скажите, а какой мракобесный случай из практики вы можете вспомнить?

В. В. Помню одну историю: приехали мы, значит, на вызов. В квартире — ребёнок двух лет с довольно серьёзным ожогом кисти. Кажется, малыш обварился кипятком. И, представляете, мама запрещала нам давать ребёнку обезболивающее в любом виде — в уколах, таблетках, сиропе… Потому что была уверена: «Нурофен» и другие препараты «разъедают» мозг.

Я был в шоке: ожог — это архибольно! Даже взрослые рыдают, когда выливают на себя кипяток, а тут двухлетка. Ребёнок очень страдал и бился в слезах, а его мама всё равно была против обезболивающих.

XX2 ВЕК. Продолжим тему мракобесия? Я часто слышу жалобы, что в частных клиниках пациентам выписывают гомеопатию. А в государственных больницах такое возможно: приезжает пациент, например, с тромбозом, а ему выписывают в том числе гомеопатическую мазь?

В. В. При тромбозе, конечно, вряд ли выпишут гомеопатию — потому у врачей есть список препаратов, разжижающих кровь, которыми можно эффективно лечиться при таком состоянии. Но, конечно, не удивлюсь, если кто-то назначит вдогонку к лекарствам с доказанной эффективностью какую-нибудь «Траумель».

В общем, тромбоз — это такое же серьёзное заболевание, как, например, аппендицит. И лечить в государственных больницах гомеопатией его вряд ли будут. А вот при ОРВИ гомеопатию назначают направо и налево, по-моему, везде, не только в частных конторах. Я это лично видел в государственных клиниках.

XX2 ВЕК. Мы разговариваем с вами 1 августа, в самый разгар лета. С какими жалобами, по вашим наблюдениям, обращаются в скорую в это время года?

В. В. В жаркое время года особенно часто нам звонят гипертоники, которые мучаются от повышенного давления. А ещё лето в нашей стране — это сезон, который сопряжён с отпуском, весельем и алкоголем. И травмами. Наши соотечественники вообще склонны в пьяном виде резать друг друга ножами, падать, затевать драки, а потом звонить нам. На такие «пьяные» вызовы мы ездим регулярно.

XX2 ВЕК. А я думала, «алкогольных» вызовов примерно одинаково и зимой, и летом.

В. В. Дело в том, что зимой алкоголики редко спят на улице. Они забираются в подъезды, подвалы, прохожие их видят редко. А летом любители выпить валяются везде, где только можно — на лужайках, скамейках — и прохожие начинают активно нам звонить.

Вот, а ещё лето — время перегреваний, солнечных ударов и аллергий. Ведь начинается сезон фруктов и ягод, родители дают детям попробовать что-то новое, и часто организм детей это новое не воспринимает. И, конечно, во всех городах страны сотрудники скорой летом регулярно приезжают к утопающим.

Про утопающих скажу отдельно. Многие до сих пор не знают, что люди тонут безмолвно. Они не кричат, у них спёрто дыхание, они боятся лишний раз открыть рот. Есть миллион видео, на которых в людных местах кто-то молча тонет. И никто не обращает на погибающего внимания. К счастью, иногда утопленников замечают и вовремя вытаскивают из воды. И хорошо, что в жаркие дни на многих городских пляжах дежурит скорая помощь.

А вообще, тонуть — это очень страшно. Я и сам тонул в детстве, но, как вы видите, меня смогли спасти.

XX2 ВЕК. Расскажите, пожалуйста, про ваш типичный рабочий день. Судя по вашим «сторис» в социальных сетях, вы приезжаете на работу — в основном ночью, — едете на вызов, забираете пациента, а потом доставляете его врачам? С пациентом у вас «контактов» больше нет?

В. В. Да, всё так. Итак, рассказываю о своём рабочем дне поподробнее: мы приходим на работу, принимаем бригаду и ждём свой вызов. Поступает вызов, мы на него приезжаем, если пациента надо госпитализировать — мы его отвозим. В стационаре наш контакт с пациентом прекращается. Но иногда случается, что пациенты или их родственники сами ищут с нами встречи — и приходят с благодарностью. Я, кстати, работаю в том же районе, где и живу, так что порой в магазине ко мне кто-нибудь может подойти и спросить: «Ой, а вы помните меня? Спасибо!» Конечно, я не помню каждого пациента: их за каждую смену много проходит…

XX2 ВЕК. А сколько у вас может быть пациентов за смену?

В. В. Мой рекорд — 28 пациентов за сутки! Но это было в период пандемии. А сейчас за сутки я приезжаю в среднем к 10—12 пациентам. И плюс контактирую с их родственниками, которые могут нас запомнить и потом подойти к нам в том же магазине.

В общем, как я уже сказал, пациентов я не запоминаю (за исключением очень красивых), но почему-то запоминаю их квартиры. Иногда прихожу в какую-нибудь квартиру, а потом вспоминаю, что был там уже несколько лет назад.

XX2 ВЕК. Раз уж вы заговорили про пандемию: недавно я разговаривала со знакомой — врачом, которая сказала, что, по её наблюдениям, пандемия в Москве продолжается. И даже начался новый всплеск заболеваемости: мол, люди перестали прививаться… Это так? Или ковид у нас исчез?

В. В. Ваша знакомая права: сейчас идёт подъём заболеваемости. Его ещё не все почувствовали, но, если открыть коронавирусную статистику, можно увидеть значительный ежесуточный прирост заболевших.

XX2 ВЕК. Вопрос, который давно хотела задать: почему сотрудники скорой помощи всегда просят бахилы или оборачивают обувь мусорными пакетами? И отказываются от тапочек?

В. В. Не могу говорить за всех, но лично я ни за что бы не надел предложенные хозяевами тапочки. Всё просто: во-первых, грибок. Это негигиенично — надевать чужую обувь. Во-вторых, мы часто работаем на сутках, и мне бы не хотелось в конце смены разуваться дома у пациента (и пациентам это было бы тоже неприятно). В-третьих, иногда пациенты находятся в очень плохом состоянии — и не стоит тратить время на такие процедуры. Да и вообще, сотрудники скорой помощи должны следовать определённым правилам — и носить тапочки или сланцы на работе нам нельзя, чтобы не было травм на рабочем месте. Мы вообще не должны разуваться в домах, и проходить к больному нужно прямо в уличной обуви.

Однажды на вызове я слетел кубарем с лестницы, травмировал ногу и получил растяжение связок — это было не из-за обуви, а из-за того, что в частном доме, куда мы приехали, была очень крутая лестница. В нашем присутствии в тот раз начала умирать пациентка, и мне срочно надо было бежать в реанимобиль за лекарствами. Ну я и полетел кубарем с лестницы. Это было ужасно. После этого случая я понял, что техника безопасности — это вам не шутки.

Кстати, а ещё по технике безопасности сотрудникам скорой помощи нельзя мыть дома у пациентов руки. Но мы обязаны обрабатывать руки спиртосодержащими антисептиками! Удивляться не надо: чужое мыло и чужое полотенце полны бактерий, а нам они совсем не нужны.

XX2 ВЕК. Чего в вашей практике больше — случаев, когда «скорую» вызывают по пустякам, или случаев, когда скорую вызывают слишком поздно?

В. В. Встречается, конечно, и то, и то. Но любой сотрудник «Скорой помощи» вам скажет, что по пустякам нас вызывают чаще. Хотя тут тоже как посмотреть: на мой взгляд, например, пустяковых вывозов не существует — если речь идёт не о пьяных звонках «по приколу».

Например, звонит мама в истерике: у её ребёнка — температура. Конечно, это не ДТП, не утопление, но именно в этот момент температура, которую мама не может сбить, — самое ужасное в жизни. И так я «оправдываю» всех пациентов.

А вот когда нас вызывают ради прикола, очень не люблю.

XX2 ВЕК. А за такие вызовы не штрафуют?

В. В. На самом деле штрафов, по сути, нет. В законодательстве есть такое понятие как «ложный вызов», но юристы говорят, что «ложный вызов» выявить сложно. Что это вообще такое? Что назвали не тот дом или не те симптомы? Так пациент мог растеряться и спутать данные! Так что в России за ложные вызовы не наказывают.

XX2 ВЕК. А в машине скорой помощи вы уже начинаете лечить пациента? Или ждёте, когда доедете до больницы?

В. В. Мы никогда ничего не ждём — и, если нужно, лечение начинаем уже дома, в подъезде или по дороге в больницу. Вот пример: однажды мы приехали к мужчине, который жаловался на боль в груди. А в медицине есть такое понятие — нестабильная стенокардия — это когда ещё инфаркта нет, но может случиться. В общем, мы мужчине дали все необходимые таблетки, поставили укол и повезли его в отделение кардиологии. Казалось бы: в дороге пациенту больше ничего давать не надо. И тут внезапно у мужчины закатываются глаза и происходит фатальная аритмия!

XX2 ВЕК. А что это такое?

В. В. Вот в фильмах кричат: «Разряд! Удар!» Такое кричат именно при аритмии.

Вернёмся к нашему пациенту: его нужно срочно было «ударить» дефибриллятором, то есть током, заводить заново сердце — иначе оно бы отказало. В общем, «Скорая помощь» — это такая штука, где всё за секунду может измениться. Так что лечим везде, где только можно, и ничего не ждём.

XX2 ВЕК. Мне кажется, в каждом медицинском сериале или фильме, который я смотрела, рано или поздно в руках врача оказывается дефибриллятор. А медики-актёры правильно его используют?

В. В. Вот в том-то и дело, что нет! Как действуют врачи из сериалов? Они кричат: «У пациента остановка сердца, несите дефибриллятор!» А в жизни никто остановившееся сердце дефибриллятором не заводит. Дефибриллятор используется при фатальной аритмии, а вот при остановке сердца нужен компрессор грудной клетки, например. Поэтому фильмы нам немного врут.

XX2 ВЕК. А приведите ещё пример, как медицинские сериалы могут ввести нас в заблуждение?

В. В. В сериалах врачи часто вставляют пациентам в горло ручки. Если пациент задыхается, я имею в виду. Но нам так делать не рекомендуется. Да и вообще не знаю, какой врач решится воткнуть в горло пострадавшему вилку, ручку или что под руку попадётся.

Ещё в сериалах часто сразу достают из ран ножи и другие предметы. Но так делать нельзя! Потому что пока нож в животе, он давит изнутри и сдерживает кровотечение. Если вы будете сразу вытаскивать нож, вы, во-первых, сможете ещё больше травмировать живот. Во-вторых, эффект сдавливания сосудов прекратится и начнётся кровотечение. Поэтому не тащите ничего из ран! Нас в скорой помощи учат так: если в человеке что-то есть — например, кусок забора — человека надо везти в больницу вместе с забором. И только в операционной врачи уже достанут предмет ранения, а заодно остановят внутреннее кровотечение, которое, скорее всего, тут же начнётся.

А вообще я редко смотрю медицинские фильмы. Поэтому других примеров заблуждений у меня нет.

XX2 ВЕК. В книге «Будет больно» её автор, бывший врач, рассказывает, как выгорел на работе в государственной больнице Великобритании, устал от слишком большого количества часов и сменил профессию. А насколько такая ситуация актуальна для России? Наши врачи тоже страдают от слишком долгого рабочего дня?

В. В. Книга «Будет больно», кстати, лежит у меня на полке. Всё хочу её прочитать, но никак руки не доходят. Коллеги мне эту книгу давно советуют.

А что касается долгого рабочего дня и выгорания на работе… Часто мои коллеги, особенно из регионов, работают сутки через сутки за какие-то мизерные зарплаты. В таком графике нельзя работать за двадцать тысяч — это же копейки! К тому же кто-то из врачей работает на ржавых машинах. И многие, думаю, именно поэтому и уходят из профессии.

Но главная причина, по которой врачи уходят из медицины, на мой взгляд, другая.

XX2 ВЕК. А какая?

В. В. Думаю, у нас многие снимают белый халат, когда впервые сталкиваются с невыносимой человеческой болью или смертью ребёнка, например. Наша профессия сложна тем, что работаем мы не только с пациентами, но и с их родственниками. Представляете, как эмоционально сложно приехать в квартиру и реанимировать ребёнка на глазах у его рыдающих родителей? Это очень и очень сложно.

Или вот приезжаем мы на ДТП. Машины горят, люди стонут. Это очень трудно выносить — мне кажется, врачам, которым мы привозим в стационар пострадавших, немного легче. Они не видели всей ситуации в целом, не видели плачущих родственников.

XX2 ВЕК. Я заметила, что все врачи, которые ведут блоги или пишут книги, любят рассказывать про какой-то интересный диагноз, который смогли поставить пациенту — например, синдром Мюнхгаузена и т.д. Вот недавно читала в сторис у эндокринолога Станислава Хана, как тому улыбнулась удача, и он поставил своей пациентке синдром Кушинга! А какой ваш «любимый» случай из практики?

В. В. В скорой помощи сложно диагностировать что-то редкое и «интересное». Ведь часто редкие заболевания требуют, например, генетического исследования или ещё чего-то. А когда мы приезжаем к пациенту, главное у нас — его спасти, ввести необходимые уколы, дать лекарства и доставить в случае необходимости в стационар. Редкие диагнозы мы вообще не имеем права ставить — чтобы его поставить, надо диагноз подтвердить с помощью теста. Но, конечно, подозрения на редкие болезни у нас возникают. Правда, пациентам мы эти мысли не озвучиваем — просто права не имеем.

Я горжусь другими историями. Например, когда я смог уговорить пациентов поехать в больницу. Однажды я заподозрил у женщины редкую форму инфаркта — при ней человек не чувствует боли. Это называется «безболевой инфаркт», я о нём до встречи с пациенткой читал только в книгах. В таких случаях у людей есть изменения на кардиограмме — и у женщины они были. Её сердце умирало, но боли не было! И мне было очень трудно уговорить женщину поехать в больницу. Вот представьте: вас ничего особо не беспокоит, а какой-то молодой и красивый зовёт в отделение, где вас разденут догола и будут лечить.

На помощь мне пришла дочь пациентки: я заверил её, что маму надо спасать (хитрый ход, к которому я прибегал не раз). Дочь оказалась авторитетнее меня, и женщина с нами уехала в реанимацию.

Через пару недель я ехал на работу, и тут пришло сообщение «Вконтакте». Какая-то девочка мне писала: «Владимир, спасибо, вы спасли мою маму, когда закатили скандал и увезли её в больницу! У неё и правда был инфаркт». Я тогда ещё очень удивился, как дочка пациентки нашла меня в социальных сетях…

XX2 ВЕК. И как же?

В. В. Всё просто — её мама прочитала на бейдже мою фамилию, а она у меня редкая — Варнавский. Не Петров, не Сидоров! И на аватарке я стою в синей форме.

Источник: XX2 ВЕК

«Многие до сих пор не знают, что люди тонут безмолвно»: Владимир Варнавский о буднях скорой помощи

В дополнение — видео.
Фельдшер скорой помощи Владимир Варнавский ответил на вопросы об отношении к смерти, водителях-гонщиках и невменяемых пациентах
https://www.youtube.com/watch?v=50Zp2GTSCKk