Аналитические границы в юнгианском анализе
Психоаналитический процесс протекает в многоуровневом межличностном взаимодействии, в котором по разным линиям соприкасаются психика аналитика и психика пациента. Каждый из участников аналитической пары вносит свой вклад в формирование и поддержание границ аналитического пространства, однако ответственность за их сохранность лежит главным образом на аналитике. Принятие на себя этой ответственности – один из важнейших компонентов профессиональной установки. В истоках готовности или неготовности соблюдать границы – как личные особенности терапевта, так и его профессиональная подготовленность в рамках соответствующей парадигмы.
Говоря о личных границах в терминах Хартмана, Ричард Эпштейн делает вывод, что опасны обе крайности: терапевты с чрезмерно тонкими границами могут путать свои собственные внутренние переживания с переживаниями пациента, в то время как терапевты с толстыми границами могут иметь недостаточный доступ к содержанию бессознательной коммуникации с пациентом, в силу чего они меньше способны к эмпатии и воображению и полагаются преимущественно на конкретные действия (Epstein, 1994).
Что касается профессиональной подготовки терапевта, то чаще всего обращаются к понятию «профессиональные границы», в которое включается абстиненция, нейтральность, контролируемое самораскрытие и контрпереносные реакции (отыгрывания и разыгрывания)[12]. Мы будем условно различать два аспекта профессиональных границ – профессиональную идентичность и организацию аналитического пространства – и в данном разделе сосредоточим свое внимание на первом.
Профессиональную идентичность следует отличать от личной идентичности. Ключевыми здесь будут различение личных и профессиональных ролей. Для профессиональной роли характерны достаточно четко определенные пределы уместного поведения, т. е. границы нормативной аналитической работы, отличающие профессиональные отношения от социальных, сексуальных или деловых отношений и воспитания (Gutheil & Gabbard, 1988).
Основными требованиями классической фрейдистской техники являются абстиненция и нейтральность аналитика, предоставляющего «объективный», пустой экран для проекций пациента. Но уже с первых лет существования психоанализа стала очевидной нереалистичность и даже контрпродуктивность подобных требований к профессиональному аналитику. Что характерно, реальная практика Фрейда, как и его первых последователей, существенно расходилась с прописанными рекомендациями, как это показали недавние исследования по ранней истории психоанализа (Lynn & Vaillant, 1998; Roazen, 1995).
Сейчас общепризнано, что попытки полностью исключить спонтанные проявления субъективности аналитика невозможны и бесполезны. Проблема состоит в том, как сохранить профессиональную идентичность и обеспечить при этом такое присутствие аналитика, чтобы пациент мог взаимодействовать с ним максимально свободно. Эта проблема формулируется обычно как проблема профессиональной дистанции. Аналитик должен сохранять определенную дистанцию, чтобы функционировать как профессионал. Но в то же время эта дистанция не должна превышать размеры зоны, внутри которой аналитик сохраняет способность к чувственному взаимодействию с пациентом.
Кеннет Ламберт, анализируя взаимовлияния психоанализа и аналитической психологии, представляет юнгианский взгляд на профессиональную дистанцию как некую срединную позицию. Избегаются обе крайности: как попытки быть неким искусственным существом, пустым экраном, так и слишком активные и эмоциональные проявления своей личности. В этом случае сохраняется доступность аналитика для проекций пациента, переносно-контрпереносных отношений, но без потери Самости аналитика.
Концептуализируя эту профессиональную позицию, Ламберт вводит термин агапе, рассматривая его как сочетание Эроса, сочувствия и уважения при отказе от всемогущества. Агапе понимается Ламбертом и как личное качество аналитика, и как плод его профессионального опыта и мастерства. Оно предполагает способность сохранять связь с пациентом, проявлять заботу и терпение, и в то же время осознание пределов своих терапевтических возможностей. Агапе рассматривается как функция Самости (Ламберт, 2004).
В юнгианской литературе нередки завуалированные уходы от решения теоретических проблем, скрываемые за феноменологически метафорическими формулировками. В психоаналитической литературе часто присутствует другая крайность: попытки вычленить конкретные элементы профессиональной аналитической позиции, представить нормативный перечень факторов. Несмотря на определенную прагматическую ценность такого рода попыток (на них базируются положения профессиональных этических кодексов, в том числе и непсихоаналитических), их искусственный характер очевиден. Понятна и во многом обоснована их критика со стороны терапевтов других направлений (Zur, Lazarus, 2006).
Характеризуя специфику трансформационных отношений в анализе, Стайн предлагает новое осмысление правила абстиненции: «не пытаться овладеть духом или контролировать его» (Stein, 1998). Это означает открытость аналитика всем уровням отношений с пациентом и доверие бессознательному (точнее – Самости). Данный подход противоположен предложенной Фрейдом модели, которую Стайн называет «одна психика в комнате» (аналитик, поддерживая профессиональную рамку, должен быть холоден и нейтрален, а все его личное, вносимое в анализ, рассматривается как загрязнение этого идеального пространства). В рамках этой модели другая психика – психика аналитика – находится в тени, что ведет к понятным ограничениям эффективности анализа.
Чтобы открылась возможность устанавливать аналитические отношения на всех уровнях, нужны определенные внутренние и внешние условия, обеспечивающие безопасность психики как пациента, так и аналитика – профессиональная терапевтическая техника безопасности. Психика аналитика должна быть достаточно стабильной, способной к восстановлению, чтобы допускать прорывы из бессознательного, сохраняя уверенность в своих возможностях. В классических аналитических терминах мы называем это стабильностью профессионального эго (Джи, 2006). Можно также осмыслить это внутреннее условие эффективной и безопасной глубинной психотерапии в категориях границ психики.
Можно также предложить формулировку «поддержание профессиональной формы», вкладывая в этот термин следующие смыслы:
• стабильность и в то же время необходимая гибкость границ «профессионального эго»;
• принятие бессознательной идентичности в процессе анализа с сохранением способности к внутренней супервизии;
• достаточный уровень воплощенности (поддержание формы), чтобы сохранять идентичность и выполнять необходимые профессиональные функции на всех уровнях переносноконтрпереностых взаимодействий.
При такой подготовке психоаналитика пациент может в безопасном пространстве проецировать бессознательные содержания, которые контейнируются и в надлежащее время возвращаются аналитиком.
Для обозначения внешних условий глубиной психотерапии используют термины «аналитическая рамка» и «аналитические границы». Термин «аналитическая рамка» был введен кляйнианским терапевтом Мэрион Милнер в начале 1940-х годов. Милнер сравнила аналитическое пространство с пространством картины, отделяемой от внешнего пространства рамой. Она пояснила смысл термина следующим образом: рамка отделяет внутреннюю реальность от внешней, и то, что находится внутри рамки, должно интерпретироваться символически, а не конкретно, в отличие от того, что находится снаружи. Существование рамки аналитической сессии открывает возможность для полного развития переноса.
Милнер продемонстрировала, что прогресс терапии напрямую зависит от способности пациента учитывать различие между символической реальностью аналитических отношений и конкретным либидозным удовлетворением за пределами сессии (Milner, 1988). Юнг использовал для описания той же реальности более емкую метафору – алхимическое понятие «vas bene clausum (хорошо запечатанный сосуд)». В метафоре Юнга содержится, помимо отмеченного Милнер, еще один смысл – предотвращение выхода того, что находится в процессе анализа, за пределы аналитического пространства, что может иметь разрушительные последствия. Это положение можно рассматривать на нескольких уровнях – как предотвращение нарушений границ, преждевременного использования результатов взаимодействия с бессознательным (инфляции), прерывания аналитического процесса.
Аналитическая рамка включает в себя контрактные параметры сеттинга, озвученные и подразумеваемые правила взаимодействия в процессе анализа (что могут и что не могут делать на сессии пациент и аналитик, что могут и чего не могут ожидать друг от друга члены аналитической диады), а также традиционные установки, обычаи и особенности практики, сформировавшиеся в данной школе. Обычно называют следующие основные элементы аналитической рамки: взаимодействие с пациентом только в условиях профессионального сеттинга; начало и окончание сессий в установленное время; сохранение конфиденциальности; отсутствие таких отыгрываний, как рассказывание пациентам личных историй, принятие подарков, объятия; отсутствие двойственности ролей ( Gabbard & Lester, 1995; Langs, 1977; Smith & Fitzpatrick, 1995; Gutheil & Gabbard, 1993; Almond, 1994). Обычно аналитический процесс протекает в постоянном сеттинге, и, когда его константы изменяются, сам сеттинг становится процессом.
Постоянная рамка нужна, прежде всего, для обеспечения безопасности аналитического пространства – главного условия эффективной работы. Все аналитики исходят их этого положения, однако между традиционным психоаналитическим взглядом и подходом аналитической психологии есть определенные различия. Ортодоксальные аналитики подчеркивают необходимость полного исключения амбивалентности рамки, ее гибкости и изменения любых ее параметров (Bleger, 1967).
В аналитической психологии признается необходимость постоянства рамки, однако подчеркивается и ее эластичность, гибкость «пограничных требований». В различные моменты анализа рамка может без ущерба для пациента и аналитика немного расширяться или сужаться, а аналитические границы могут менять свою проницаемость. Для того чтобы такие изменения границ были продуктивны для анализа, необходимо сохранять аутентичные отношения между двумя Самостями в этическом пространстве (Wiener, 2001). Для продвижения психики по пути дальнейшей дифференциации психика должна иметь возможность свободной бессознательной идентичности, а значит, возможность ставить под сомнение существующие границы и утрачивать их. Аналитик, по образному выражению Джи, должен попадать в одну «яму» с пациентом и выбираться оттуда вместе с ним, а не давать ему указания, стоя на краю ямы (Джи, 2006).
Вернон Йорк разводит понятия «границы» и «барьеры» по критериям «гибкость/фиксированность», «проницаемость/непроницаемость» и др. Барьеры в таком понимании имеют отношение к «психологии исключения»: чувствам ненависти и зависти, власти и доминированию, идеологии вторжения и защиты, расщепления. Границы же, напротив, относятся к «психологии включения»: смысла и заботы, зависимости и двойственности, символичности и объединения (Yorke, 1993). Генрих Фиртц подчеркивает парадоксальность аналитической рамки, заключающуюся в том, что формальная структура служит фоном для ускользающего и текучего психического содержания, помогая сместить процесс с периферии к центру жизни пациента (см.: Самуэлс, 1997).
Важно указать, где происходит это эластическое изменение рамки – в сохранном vas bene clausum, неизменном аналитическом пространстве. Парадоксальность природы аналитических границ возвращает нас к сформулированному в предыдущем разделе положению о полевой природе рассматриваемых явлений. Мы можем видеть аналогию постоянно-непостоянной природы аналитической рамки с природой «растяжимого» морфического поля в концепции Шелдрейка: несмотря на эластичность, форма (воплощенность) остается неизменной. Стайн, описывая место, занимаемое глубинной психотерапией в современном культурном мире, называет его «трансформационным полем» (Стайн, 2009). Отвечает за это поле, как мы помним, трансцендентная функция – наша автономная трансформирующая сила, помогающая нам стать такими, какими нас задумал Всевышний (Wirtz, Zöbeli, 1995).
Условием сохранения рамки, с точки зрения аналитической техники, является поддержание профессиональной позиции (установки). Наиболее плодотворный подход к концептуализации аналитической установки основывается на идее разделения символического и конкретного. Различение символического и конкретного – одна из основных профессиональных функций аналитика. Ведь как раз символические отношения дают возможность эффективно работать с переносом – контрпереносом, предоставлять пациенту возможность вновь пережить и проработать прошлые травмы в защищенном пространстве.
Патрик Кейсмент подчеркивает, что в попытке конкретного удовлетворения желаний пациента в переносе, например, в случае поддержки на физическом уровне, происходит смешение символического и конкретного. Это означает «узаконивание» для пациента возможности конкретного получения желаемого от аналитика, что лишает его аналитического пространства, где можно свободно проигрывать различные аспекты отношений без опасений их конкретной реализации (Casement, 1991). Марио Якоби использует замечательную метафору для описания последствий такого смешения конкретного и символического: аналитик, выходя из своей профессиональной роли для реального удовлетворения желаний пациента, оказывается заложником психологических потребностей пациента, что приводит к «выкидышу божественного младенца» (Якоби, 1996).
Всеволод Калиненко — Границы в анализе. Юнгианский подход
Если ты сразу выявил проблему, и человек не знает что вы понимаете, можно просто работать через ассоциации. Он ничего не поймёт, даже когда ему станет лучше.