Американский нейрохирург Рахул Джандиал рассказал о своём печальном опыте контакта с мракобесным сообществом Свидетелей…

Американский нейрохирург Рахул Джандиал рассказал о своём печальном опыте контакта с мракобесным сообществом Свидетелей Иеговы
«Парадокс ситуации заключался в том, что спасение пациента могло навредить моей карьере…Я принял решение нарушить их религиозные запреты. Это был единственный выбор, с которым я был готов жить». Анестезиолог и старшая медсестра предали своего коллегу — встав на сторону мракобесов.

К сожалению, эта американская секта пустила сильные корни и в России. Радует то, что в 2017 году Верховный суд России признал организацию «Свидетелей Иеговы» (СИ) экстремистской и запретил ее деятельность на территории России.
Рахул Джандиал — доктор медицины, доцент отделения нейрохирургии в Национальном клиническом исследовательском центре City of Hope в США.
Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Рахула Джандиала «Жизнь на кончике скальпеля» — в этом фрагменте показано, как врачу
пришлось выбирать между жизнью ребёнка и требованиями религии родителей ребёнка.
Перед прочтением фрагмента книги рекомендуем обязательно ознакомиться с материалами:

САМЫЕ ВАЖНЫЕ ИДЕИ МЕДИЦИНЫ
В этой лекции профессор Василий Власов не смог обойти вниманием и наличие мракобесов среди врачей. В частности, среди врачей есть адепты американской секты «Свидетели Иеговы». Руководствуясь своими ложными убеждениями, они отказываются переливать кровь пациентам.
https://vk.com/wall-136637198_2014

В Георгиевске (Ставропольский край) родители-иеговисты выгнали из дома дочерей, который отказались быть верующими.
https://vk.com/wall-32482446_363023

Как врачи и судьи в России спасают детей, чьи родители против их лечения.
https://ria.ru/society/20181024/1531320066.html

В Иванове отец-сектант запретил врачам делать переливание крови дочери из-за своих религиозных убеждений
https://vk.com/wall-32482446_185193

Петербургские врачи через суд добились разрешения перелить кровь девочке, отец-сектант которой запретил спасать ребенка
http://www.interfax-religion.ru/new/?act=news&div=44799

В Канаде состоявшая в секте «Свидетели Иеговы» 26-летняя жительница провинции Квебек Элоиз Дюпуи (Éloïse Dupuis) умерла, отказавшись от переливания крови из-за своих религиозных убеждений. Во время родов у женщины, которая состояла в секте СИ, открылось сильное кровотечение.
https://www.cbc.ca/news/canada/montreal/quebec-jehovahs-witness-death-young-mom-investigation-1.3806578

Супруги-иеговисты в Караганде (Казахстан) запретили переливать кровь своему недоношенному сыну. Дети иеговистов по всему миру погибают, потому что их родители-сектанты руководствуются описанным в Библии принципом воздержания от употребления крови.
https://vk.com/wall-32482446_303247

Трагедия, связанная с религиозной догмой иеговистов: 4-летняя девочка из Казахстана умерла в индийской больнице
https://vk.com/wall-32482446_245553

В Австралии беременная Свидетельница Иеговы и её ребенок скончались после того, как она отказалась от переливания крови, химиотерапии и кесарева сечения из-за ее религиозных убеждений
https://vk.com/wall-32482446_3754

Читайте фрагмент из книги американского нейрохирурга:

Станете ли вы делать переливание крови девочке для того, чтобы спасти ее от смерти? А если ее родители считают, что эта процедура противоречит воле их Господа и обречет ребенка на вечные муки?

Когда я в впервые увидел Елену и ее родителей, я не подозревал, что могу оказаться в ситуации такого этического выбора. У девочки была гемангиобластома. Это один из нескольких видов онкологических заболеваний в мозге детей и не самый агрессивный вид опухоли. Иногда в случаях, схожих с тем, что был у Елены, нейрохирургам удается вырезать всю опухоль без остатка.

В случае операции Елены мне предстояло сделать именно это. При этом я должен был не повредить ткань мозга. Это достаточно сложная задача… В результате операции возможны четыре варианта развития событий: девочка вылечится, но ей будет нанесено увечье; не вылечится и получит увечье; не вылечится, но и не пострадает; и, наконец, вылечится и будет совершенно здорова. Если все сделать правильно, то не потребуются никакие дополнительные стадии лечения, никакой лучевой терапии или химиотерапии.

Во время встречи с Еленой и ее родителями последние информировали меня о том, что являются свидетелями Иеговы и не разрешают переливать кровь своей дочери. Их позиция была бескомпромиссной: никакого переливания ни при каких обстоятельствах. Я уважаю религиозные принципы моих пациентов и не собирался их нарушать и в этом случае. Свидетели Иеговы обосновывают такую позицию тем, что в Библии есть запрет на употребление в пищу крови. Члены этой секты приравнивают переливание крови к ее поглощению…

Существуют рекомендуемые варианты действий в случаях, когда СИ необходимо переливание крови. Например, когда количество клеток крови низкое, рекомендуется поддерживать артериальное давление физраствором. Это, конечно, не помогает насыщать ткани кислородом, но сохраняет кровеносные сосуды открытыми, позволяя существующим эритроцитам доставлять то, что они могут. СИ чаще всего не возражают против переливания физраствора. Некоторые из них специально запрашивают разрешение старейшин церкви на переливание эритропоэтина, или сокращенно ЭПО. ЭПО — это гормон, стимулирующий создание красных кровяных телец в костном мозге. Онкологические больные, проходящие химиотерапию, принимают ЭПО для поддержания количества красных кровяных телец, которое снижается во время лечения. Спортсмены иногда принимают ЭПО в качестве запрещенного допинга, поскольку это фармакологическая замена тренировке на большой высоте.

У Елены была болезнь Гиппеля — Линдау. Это — факоматоз, редкое генетическое состояние, при котором организм производит дополнительное количество ЭПО. В случае Елены этот синдром привел к появлению опухолей по всему телу… В результате болезни у нее появилась опухоль в задней части мозга и в надпочечнике. Опухоль в мозге имела яркий периметр, темную сердцевину и небольшой белый узелок, спрятанный в амниотической жидкости… Эта опухоль даже способна создавать собственное удобрение [для роста], манипулируя клеточной ДНК так, чтобы активировать и фактор роста сосудов, который заставляет кровеносные сосуды разрастаться, и ЭПО — протеин, регулирующий производство красных кровяных телец в костном мозге. Это означало две вещи: много питающих опухоль дополнительных сосудов и утечку ЭПО в глобальную артериальную систему. В результате у Елены был высокий показатель гематокрита — соотношения красных кровяных телец к общему количеству крови, что немного облегчало операцию. У нее имелось много эритроцитов, что означало, что ее кровь будет доставлять достаточное количество кислорода к тканям, даже если она потеряет некоторое количество крови.

Сложно сказать заранее, потребуется ли конкретному пациенту переливание крови во время операции или нет. В случаях, когда мы точно знаем, что у пациента будет большая кровопотеря, мы запасаемся необходимым количеством крови определенной группы… В общем, мы не теряем жизни пациентов из-за недостатка крови.
У Елены, кроме опухоли в мозге, была опухоль в надпочечнике. Эта железа выделяет кортизол, известный как гормон стресса. Мозг управляет разными железами, выпуская гормоны из гипофиза, главного гормонального регулятора, который находится в центре головы. Гипофиз следует командам расположенного над ним гипоталамуса. Управлением гормонами стресса занимается гипоталамо- гипофизарный комплекс… Захваченные опухолью, надпочечники Елены работали автономно, без обычных сигналов от гипофиза…

До операции мы должны были избавиться от повышенного уровня адреналина. Иначе стресс от операции привел бы к резкому повышению давления в артериях по всему телу, и они могли бы лопнуть. Такое состояние называется злокачественной гипертонией. Мы дали Елене препарат, блокирующий рецепторы в сердце и сосудах и купирующий реакцию на стресс.

Во время операции Елена находилась в сидячем положении на специально отрегулированном операционном столе. Ее корпус и голова держались в прямом положении с помощью металлической фиксации. Она была без сознания, в наркозе. Я еще не добрался до опухоли, как произошло нечто непредвиденное. Со стороны затылка твердая мозговая оболочка тоньше…Я работал сверлом с алмазным наконечником… Несмотря на то что я действовал предельно аккуратно, я оторвал кусочек твердой мозговой оболочки в том месте, где три главные вены (венозные синусы) сливаются, а затем спускаются в левую и правую яремные вены, отводя кровь от мозга к сердцу.

Я мог бы все исправить. Задача была непростой, но вполне выполнимой. Проблема заключалась в том, что я не мог сделать пациентке переливание крови. Я должен был наложить 40 или 50 маленьких швов, пришить оторванные края, начиная с нетронутых, потом взяться за оборванные, чтобы в конце сшить все это последним швом посредине. Работать требовалось очень быстро. Между каждым стежком вена кровоточила, и надо было отсасывать кровь… Кровь течет, и шить очень неудобно…Из-за опухоли крови было больше. «Все это решаемо», — повторял я про себя. Я пытался себя подбодрить, но чувствовал, что меня постепенно начинают охватывать лишние эмоции.

Я потратил 30 минут, завязывая одной рукой узел после каждого стежка — по четыре узла на каждой нити, чтобы швы точно не разошлись. Можно было быть спокойным за жизнь пациентки, если бы у меня имелась возможность сделать переливание крови, чтобы компенсировать ее потери. В этом случае не было бы никакого риска, что она умрет на операционном столе, однако ее родители были категорически против. Они не хотели, чтобы их дочь потеряла свою душу. Ситуация постепенно становилась стрессовой, и я это ощущал.

В начале операции количество красных кровяных телец в крови Елены было выше нормы благодаря ЭПО, который ее опухоль выпускала в тело. Из соединения трех огромных вен в мозге у слияния венозных синусов кровь уходит быстро, но не настолько, чтобы мы не успели ее заменить.

Мозг — это единственный орган, в котором вены нельзя перекрыть. В остальных частях тела это можно делать, и хирурги регулярно этим пользуются. Дело в том, что в других частях тела существует много альтернативных путей доставки использованной крови к сердцу. С мозгом другая история. Практически каждый сосуд имеет критическое значение.

Кровяное давление Елены падало, хотя я сказал анестезиологу, чтобы он прекратил подавать препарат, сдерживающий адреналин. Ее сердце не забилось чаще. Приборы показывали, что она «высохла», то есть в ней осталось мало жидкости. Но ей был нужен не просто физраствор, ей была нужна кровь.
Тут очень остро встал вопрос: нарушим ли мы указания ее семьи, чтобы спасти девочке жизнь? Елена не должна была потерять настолько много крови, чтобы смерть стала неизбежной, но сердцу необходимо получать определенное ее количество. После потери крови может начаться аритмия. И вскоре после этого, если не сделать переливание, пациент умрет. Если бы она была взрослой и настаивала на том, чтобы ей не делали переливание, я бы и не стал этого делать. Но она была ребенком, а это совсем другое дело. Тем не менее по закону ее родители имели право выдвигать свои требования, и, если следовать их указаниям, ребенок должен был умереть.

Я сказал, что нам надо подумать о том, чтобы безотлагательно сделать ей переливание.
Старшая медсестра заявила, что не будет в этом участвовать. Анестезиолог ее поддержал. Он заметил: «Мы обязаны уважать желание ее родителей». Я считал, что все это полная ерунда. Жизнь Елены была в опасности, а медбригада неожиданно приняла сторону родителей. Они увидели этих людей впервые в жизни на пару минут сегодня утром перед операцией…И все они не будут присутствовать после операции при разборе полетов.

Иногда важно просто оставаться верным тому, кем ты себя считаешь… Я считал, что Елене нужно сделать переливание крови, и это единственно правильное решение. Однако в этом случае я поставил бы себя выше воли ее родителей… Ситуация усугублялась тем, что результат был важен для меня, но наказан я был бы в любом случае. Я оказался между двух огней. Сделать Елене переливание крови — значит пойти против воли ее родителей. Не сделать — и она умрет на операционном столе. Парадокс ситуации заключался в том, что спасение пациента могло навредить моей карьере.

Так же как и в случае с профессором, которому я осмелился перечить, сейчас моя попытка защитить себя могла лишить меня возможности зарабатывать в своей профессии. Родители Елены тоже оказались в сложной ситуации: спасение жизни их дочери могло стоить ей путевки в рай.

Мой хирург-напарник остался за главного в операционной, а я вышел в коридор и принес два пакета кров и с отрицательным резус-фактором. «Да ладно, неужели она не попадет в рай из-за двух пакетов крови?» — подумал я.

Я присоединил пакет к капельнице, словно мы оперировали несчастный случай. Я собирался сделать это сам, чтобы никто потом не говорил, что я заставил это сделать кого-то из хирургической бригады. Возможно, мои мотивы и были эгоистичными, но я не хотел, чтобы эта девочка умерла из-за моей ошибки… Спустя несколько часов мы починили сосуд, вырезали опухоль, и операция закончилась.

Приближаясь к ее родителям, я обратил внимание на напряженное выражение их лиц. «У нас были некоторые сложности, но Елена в порядке, она проснулась, разговаривает и двигается», — сказал я. Я закончил первое предложение, и тревожность на их лицах сменилась облегченным вздохом. Но я сказал еще не все.

«Мне пришлось перелить ей два пакета крови, — продолжал я, — с отрицательным резус-фактором», — добавил я, словно это уточнение могло сделать эту кровь для них более чистой в глазах их Господа. Облегчение на лицах родителей Елены тут же исчезло, уступив место негодованию из-за совершенного мной преступления. Они были в ужасе.

То, что произошло, было для них хуже смерти. Я думал, что они все-таки будут рады спасению дочери, несмотря на то что я пошел против их четко высказанных пожеланий и недвусмысленно сформулированных условий. Когда я оказался в ситуации, в которой на моем операционном столе мог умереть человек, я принял решение нарушить их религиозные запреты. Это был единственный выбор, с которым я был готов жить. По подписанному мной договору на хирургическое вмешательство я имел право на принятие экстраординарных решений, обусловленных непредвиденными факторами, которые становятся известны только во время проведения операции. Часто хирурги используют эту оговорку для оправдания собственных ошибок. Иногда хирург может поранить пациента, иногда не сделать то, что надо было… Однако в данном случае все было иначе. Я вырезал у Елены опухоль, успешно разобрался с возникшими в ходе операции осложнениями, но создал для ее родителей ситуацию духовного кризиса. Я думал в первую очередь о себе, и, как мне кажется, родители это поняли.

Больница наняла адвоката и назначила ведущего дело менеджера, которые вместе с адвокатом семьи рассмотрели детали операции. Семья грозилась пожаловаться на меня в медицинский совет. Было обсуждение дела, меня пытались публично пристыдить, но я знал, что не мог взять на свою совесть смерть этой девочки. Это была последняя операция, которую я сделал члену секты свидетелей Иеговы. Община перестала направлять ко мне пациентов, потому что все узнали о том, что я нарушил их заповеди.
Фото: Rahul Jandial