ЧЕРЕЗ УТРАТУ К ЛИЧНОСТНОМУ РОСТУ
В своей клинической практике я часто наблюдал, что пациенты вновь открывают в себе энергию и живость после того, как разрешают свои детские конфликты. То же происходит, когда заканчивается этап горевания. Мы чувствуем желание затевать новые дела и устанавливать новые контакты. Теперь у нас энергии в избытке, мы снова можем общаться с окружающими нас людьми. Мы больше не поглощены прошлым.
Вместе с этой энергией приходит новая зрелость и сопереживание. Мы начинаем лучше понимать самих себя, больше узнаем о том, что действительно важно для нас. Мы понимаем, что жизнь коротка, и наслаждаемся ею. Мы с меньшей охотой упорствуем в глупых аргументах, предаемся мелочной зависти или тратим время впустую.
После смерти своей возлюбленной один мужчина заметил, что обнаружил духовную сторону жизни, хотя он и не был в традиционном понимании религиозным человеком. Он образно сказал об этом, что жил всю свою жизнь «настроившись на АМ-волну, но внезапно обнаружил, что существуют станции и на FM-диапазоне». Но всех этих новоприобретений совершенно недостаточно, чтобы вернуть утраченное. Как сказал раввин Харольд Кушнер о смерти своего сына: «Благодаря жизни и смерти Арона я стал более восприимчивым человеком, более эффективным наставником, более благожелательным советчиком, чем был бы без этого. И я выкинул бы все эти вновь обретенные достоинства в секунду, если бы
мог вернуть своего сына назад».
После глубокого осмысления мы достигаем стадии практического окончания горевания и получаем возможность найти замену тому, чем были для нас утраченные отношения. Мы делаем это через процесс идентификации.
После смерти своего 33-летнего мужа писательница Дафна дю Морье нашла утешение во вдовстве через имитацию повседневных ритуалов мужа и использование его личных вещей. «Я взяла некоторые из его вещей себе. Я носила его рубашки, сидела за его письменным столом, использовала его ручки, чтобы ответить на сотни писем соболезнования; и с помощью такого процесса идентификации с предметами я ощущала сопричастность ему, чувствовала близость с ним. Вечера переносились тяжелее всего. Ритуал горячего напитка, кусочков сахара для двух собак, чтение молитв… Я продолжала исполнять ритуал, потому что это уменьшало боль».
Дафна де Морье неверно использует понятие «идентификация», которая по определению является бессознательным процессом. Однако она ощутила силу идентификации, ее способность облегчать горе. Она пыталась копировать бессознательные приемы, с помощью которых мы утешаем себя, беря от любимого человека что-то, чем восторгаемся или в чем нуждаемся, и таким образом заполняя дыру, оставшуюся в наших жизнях. Идентификация — это бессознательный процесс, с помощью которого — часто вопреки самому себе — человек обретает черты, идеалы и функции другого.
Фрейд говорил об идентификации как о самом раннем выражении эмоциональной связи с другим. Мы идентифицируем себя со своими родителями, когда в младенчестве копируем их поведение и впитываем опыт окружения, в котором выросли. Маленький мальчик видит, как бреется его отец, а затем копирует его поведение перед зеркалом. Маленькая девочка скрещивает ноги точно так же, как ее мать. Мы обладаем целой коллекцией таких бессознательных идентификаций с чертами, идеалами и функциями тех, кто нас окружает.
Несмотря на то, что мы продолжаем идентифицировать (или деидентифицировать) себя с другими на протяжении всей нашей жизни, эти ранние идентификации оказывают наиболее сильное влияние на формирование наших личностей, характеров и ценностей. В этом есть некий парадокс. Принимая черты, идеалы и функции другого, мы становимся менее зависимыми от него. Используя аналогию, мы стараемся быть похожими на учителя, или идентифицируемся с ним, когда пытаемся выучить иностранный язык, но, однажды выучив его, мы больше не нуждаемся в учителе.
Идентификация начинается с попытки избежать сепарации. Ребенок становится похожим на своих родителей в бессознательной попытке быть к ним ближе. Сила идентификаций была выявлена исследователями, наблюдавшими за группой годовалых и двухлетних детей и их матерями в лабораторном игровом пространстве: когда матери уходили из комнаты, четвертая часть детей залезала на стулья, на которых сидели их матери.
Несколько лет назад я взял годичный отпуск и переехал из пышной зеленой Вирджинии в Анкару, где я когда-то учился в медицинской школе. Испытывая радость от того, что нахожусь в Турции, я вместе с тем скучал по сельским просторам Вирджинии. Мне стало сниться каждую ночь, что я беру семена травы и разбрасываю их по бесплодным землям Анкары. Среди прочих смыслов в моих снах явственно просматривается попытка идентификации, желание обеспечить себя тем, что составляло предмет моих забот и переживаний в покинутом мною пригороде Шарлоттсвилля.
Именно так идентификации помогают нам завершить горевание. Идентифицируясь с отдельными чертами психического двойника, мы уподобляемся тем сторонам другого, в которых больше всего нуждаемся. Мы принимаем хорошее, что было в наших взаимоотношениях, и делаем это частью своей идентичности. Идентификации, таким образом, являются своего рода внутренними подарками на память, мотивированные нашим бессознательным желанием сохранить близость с потерянным человеком или вещью.
Обогащающие идентификации помогают нам отделиться от психического двойника утраченного другого, потому что мы сберегаем для себя то, что однажды получили. Тем самым мы можем с чем-то расстаться и одновременно остаться с ним, по иронии судьбы обогатившись нашим опытом утраты. Некоторые из этих идентификаций встречаются настолько часто, что становятся чем-то вроде клише: недавняя вдова, никогда не державшая в руках денег, обнаруживает, что у нее есть склонность к финансовым расчетам; бездельник — сын адвоката — после смерти отца поступает в юридическую школу.
Другие идентификации более утонченные: вдовец, во многом зависевший от своей общительной и отзывчивой жены, неожиданно обнаружил у себя умение заботиться о членах семьи и подбадривать друзей. Женщина, самоуважение которой нуждалось в постоянной поддержке мужа, может выйти из процесса горевания уверенной и женственной.
Тоби Толбот следующим образом описывает свою идентификацию с матерью после окончания скорби:«Постепенно я оказалась отлученной от ее физического присутствия. Тем не менее я наполнена ею, как никогда раньше. Теперь я та, кто представляет нас обоих. Я — наше общее прошлое. Я — моя мать и я сама. Она дала мне любовь, чтобы любить себя и любить мир. Я должна помнить, как надо любить».
Вамик Д. Волкан, Элизабет Зинтл — Жизнь после утраты. Психология горевания
Спасибо большое.Очень ценный материал для тех, кто проходит период горевания и конечно для тех, кто помогает клипнтам проходить такой непростой период. Спасибо.