КУЛЬТУРА И НЕВРОЗ
Каждый индивидуальный анализ открывает даже перед самым опытным аналитиком новые проблемы. В каждом пациенте он сталкивается с трудностями, которых никогда раньше не встречал, с установками, которые трудно заметить и еще труднее объяснить, с реакциями, далеко не прозрачными с первого взгляда. Это разнообразие не кажется удивительным, если принять во внимание сложность невротической структуры личности, описанной в предыдущих главах, и множество входящих в нее факторов. Различия в наследственности и в опыте, пережитом человеком в течение его жизни, особенно в детстве, производят безграничное, на первый взгляд, разнообразие сочетаний этих факторов.
Но, как былo уже сказано вначале, вопреки всем индивидуальным различиям, коренные конфликты, вокруг которых развивается невроз, всегда одни и те же. Вообще говоря, это те же конфликты, которым подвержен и здоровый человек нашей культуры. Может показаться труизмом утверждение, что невозможно отчетливо различить невротическое от нормального, но полезно повторить это еще раз. Многие читатели, сталкиваясь в своем опыте с различными конфликтами и установками, могут спросить себя: Невротик я или нет? Лучший критерий состоит в том, чувствует ли индивид, что он скован своими конфликтами, способен ли он встретиться с ними лицом к лицу и справиться с ними.
Убедившись, что в нашей культуре основу всех неврозов составляют одни и те же конфликты, которым в меньшей степени подвержены и нормальные люди, мы снова встречаемся с вопросом, поставленным вначале: какие условия нашей культуры ответственны за тот факт, что неврозы концентрируются вокруг описанных выше специфических конфликтов, а не каких-нибудь других?
Фрейд уделил этой проблеме мало внимания; оборотная сторона его биологической ориентации – недостаток социологической, так что он склонен сводить социальные явления прежде всего к психическим факторам, а психические явления – прежде всего к биологическим (теория либидо). Эта тенденция привела, например, некоторых психоаналитиков к убеждению, что войны вызываются инстинктом смерти, что наша современная экономическая система коренится в анально-зротических стремлениях, что век машин не мог начаться две тысячи лет назад лишь по причине нарцистических тенденций той эпохи.
Фрейд рассматривает культуру не как результат сложного социального процесса, а прежде всего как продукт подавления или сублимации биологических стремлений, что приводит к возникновению направленных против них реактивных образований. Чем более полно подавление этих стремлений, тем выше развитие культуры. Поскольку способность к сублимации ограничена, а интенсивное подавление первичных стремлений без сублимации часто вызывает невроз, рост цивилизации неизбежно означает рост невроза. Неврозы – это цена, которую человечеству приходится платить за развитие культуры.
В основе этого построения лежит неявная теоретическая предпосылка, что существует биологически определенная природа человека, или, точнее, что оральные, анальные, генитальные и агрессивные стремления существуют у всех людей примерно в одинаковых количествах. В таком случае, вариации в образовании характера от индивида к индивиду и от культуры к культуре зависят от меняющейся интенсивности требуемого подавления, с той дополнительной поправкой, что это подавление в разной степени относится к различным видам стремлений.
Исторические и антропологические данные не подтверждают такого прямого отношения между высотой культуры и подавлением сексуальных или агрессивных стремлений. Ошибка состоит здесь, прежде всего, в том, что качественное отношение заменяются количественным. Соотношение имеется не между количеством подавления и количеством культуры, а между качеством индивидуальных конфликтов и качеством культурных трудностей. Количественным фактором нельзя пренебречь, но его можно оценить лишь в контексте всей структуры.
В нашей культуре существуют типичные присущие ей трудности, отражающиеся в виде конфликтов в жизни каждого индивида, накопление которых может приводить к образованию неврозов. Не будучи социологом, я могу лишь кратко указать главные тенденции, имеющие отношение к проблеме невроза и культуры.
Экономической основой современной культуры является принцип индивидуальной конкуренции. Отдельный индивид должен бороться с другими индивидами той же группы, должен превосходить их, а часто и отбрасывать их со своего пути. Преимущество одного часто становится ущербом для другого. Психическим результатом такой установки является рассеянная враждебная напряженность между индивидами. Каждый оказывается реальным или потенциальным конкурентом каждого другого. Эта ситуация ясно видна в отношении членов любой профессиональной группы, независимо от стремлений вести себя честно и от попыток замаскировать свое поведение вежливой внимательностью. Но следует подчеркнуть, что конкуренция, с сопровождающей ее потенциальной враждебностью, пронизывает все человеческие отношения вообще.
Конкуренция – один из преобладающих факторов в общественных отношениях. Она пронизывает отношения между мужчиной и мужчиной, между женщиной и женщиной, и, независимо от того, относится ли она к популярности, компетентности, привлекательности или другой социальной ценности, в значительной мере подрывает возможность надежной дружбы. Конкуренция, как уже была сказано, искажает также отношения между мужчиной и женщиной, не только в выборе партнера, но и во всей борьбе за превосходство между партнерами. Она пронизывает всю жизнь человека. Но, может быть, важнее всего, что она пронизывает семейные отношения, так что ребенку, как правило, с самого начала прививается ее зародыш.
Соперничество между отцом и сыном, между матерью и дочерью, между детьми – это не общечеловеческое явление, а реакция на стимулы, обусловленные культурой. Одним из больших достижений Фрейда, остающимся его заслугой, является открытие роли соперничества в семье, выраженное в концепции эдипова комплекса и в других гипотезах. Следует заметить, однако, что само по себе соперничество не является биологически обусловленным фактом, а следствием заданных условий культуры и, более того, что семейные отношения – вовсе не единственный источник соперничества, поскольку стимулы, порождающие конкуренцию, продолжают действовать от колыбели до гроба .
Потенциально враждебные напряжения между индивидами непрерывно производят страх – страх потенциальной враждебности других, усиленный страхом возмездия за собственную враждебность. Другой важный источник страха у нормального индивида – это перспектива неудачи. Страх неудачи – реалистический страх, поскольку, вообще говоря, шансы неудачи много больше, чем шансы успеха, и поскольку в конкурентном обществе неудачи влекут за собой реальную фрустрацию потребностей. Они означают не просто экономическую ненадежность, но также потерю престижа и всевозможные эмоциональные фрустрации.
Другая причина, превращающая успех в столь обворожительный призрак, это действие успеха на самоуважение человека. Не только другие оценивают его в зависимости от размеров его успеха, но и сам он, вольно или невольно, следует в своей самооценке тому же критерию. Согласно существующим идеологиям, успех вознаграждает наши внутренние достоинства, или, в религиозных терминах, является видимым знаком божественной благодати; в действительности же он зависит от ряда Факторов, не поддающихся нашему контролю, – от случайных обстоятельств, от неразборчивости в средствах, и так далее. Но под давлением существующих идеологий даже самый нормальный человек вынужден чувствовать себя чем-то важным в случае успеха, и ничтожным в случае неудачи. Вряд ли надо объяснять, что это весьма шаткая основа для самоуважения.
Все эти факторы вместе – конкуренция и потенциальная враждебность между людьми, страхи, ущербное самоуважение – психологически приводят к тому, что человек ощущает себя изолированным. Если даже у него много контактов с другими, если даже он состоит в счастливом браке, он изолирован эмоционально. Каждому человеку трудно вынести эмоциональную изоляцию; но она превращается в бедствие, если соединяется с предчувствиями и неуверенностью, касающимися собственного «Я».
Именно эта ситуация вызывает в нормальном индивиде нашего времени усиленную потребность в любви, как в средстве от изоляции. Получение любви дает ему ощущение, что он менее изолирован, что ему не так сильно угрожает враждебность, что он не столь неуверен в себе. Поскольку любовь отвечает, таким образом, жизненной потребности, она чрезмерно ценится в нашей культуре. Подобно успеху, она превращается в призрак, с которым связывается иллюзия решения всех проблем. Сама по себе любовь – не иллюзия, хотя в нашей культуре она чаще всего становится ширмой, прикрывающей удовлетворение желаний, не имеющих с нею ничего общего; но она превращается в иллюзию, когда от нее ожидают больше, чем она может дать. Идеологическое подчеркивание значения любви служит прикрытием факторов, создающих преувеличенную потребность в ней. Таким образом, индивид – я все еще говорю о нормальном индивиде – оказывается перед дилеммой: ему нужно много любви, но он испытывает трудности в ее получении.
Изображенная выше ситуация представляет плодородную почву для развития неврозов. Те же факторы культуры, которые действуют на нормального человека – вызывают у него неустойчивое самоуважение, потенциально враждебную напряженность, склонность к предчувствиям, привычку к конкуренции, сопровождаемой страхом и враждебностью, повышенную потребность в удовлетворительных личных отношениях – в большей степени действуют и на невротика, производя те же результаты, но в усиленной форме – разбитое самоуважение, деструктивность, усиленную тенденцию к конкуренции, сопровождаемую беспокойством и деструктивными побуждениями, и чрезмерную потребность в любви.
Карен Хорни — Невротическая личность нашего времени
