ТРИ АСПЕКТА НЕВРОЗА
Отто Ранк пишет: Если верно то, что чем более человек нормален, здоров и счастлив, тем успешнее он может подавлять, вытеснять, отрицать, рационализировать, преувеличивать себя и обманывать других, то из этого следует, что страдания невротика происходят от мучительной правды. С духовной точки зрения невротик уже давно находится именно в той точке, куда психоаналитики безуспешно стремятся его привести — где взгляд преломляется через обман чувственного мира, фальшь реальности. Он страдает не от патологических механизмов, что необходимы для жизни и целостности с точки зрения психики, но из-за самого отказа от этих механизмов, который как раз и лишает его иллюзий, необходимых для существования. Он психологически намного ближе к истине, чем другие, и это как раз то, от чего он страдает.
Ранк писал о неврозе на протяжении всей своей деятельности, строку или абзац там, страницу или две здесь; и он дал неврозу множество разных и даже противоречивых определений. Иногда он раскрывал невроз с позиции нормальности и универсальности, иногда он видел это как нездоровое и личное явление; порой он использовал этот термин для описания небольших жизненных проблем, в других случаях обозначал им самый настоящий психоз. Такая эластичность позиций Ранка не связана со спутанным мышлением: на самом деле, как мы вскоре увидим, невроз суммирует все проблемы человеческой жизни.
Тем не менее, Ранк мог бы чрезвычайно упростить жизнь своей собственной работе, если бы навел концептуальный порядок в своем понимании феномена психического заболевания. Если мыслитель беспорядочно исторгает слишком много бессистемных и изобилующих идей, становится сложно ухватиться за его мысль. То, что он пытается осветить, остаётся таким же трудным для понимания, как и до его разъяснений. Нет сомнения в том, что своим выдающимся положением Фрейд обязан в немалой степени своей способности ясно и просто систематизировать все свои идеи и всегда сводить наиболее сложную теорию к нескольким фундаментальным понятиям.
В случае с Ранком вам придётся сделать это самостоятельно, сложность заключается в том, что для этого придётся упорядочить весь его труд. Хоть Ранк и понимал, что это несправедливо ни по отношению к читателю, ни к нему самому, он так и не нашел человека, способного переписать его книги; и поэтому мы сами должны попытаться выйти за пределы этой идейной путаницы и проникнуть в саму суть проблемы.
В качестве отправной точки давайте сначала подытожим всё, что охватывает проблему невроза, а затем будем рассматривать одну мысль за раз, чтобы показать, как они все сходятся в единое целое. Проблема невроза имеет три взаимозависимых аспекта. В первую очередь она относится к людям, которым не могут найти себе места, осознав истинный облик существования; этот случай универсален в том смысле, что каждому трудно жить с правдой жизни и платить за это жизненно высокую цену.
Во-вторых, невроз может быть проблемой личного характера, потому что у каждого человека есть своеобразная стилистическая реакция на жизнь. Наконец, помимо этих двух аспектов, в третьем аспекте, возможно, кроется уникальный дар работы Ранка: феномен того, что невроз также во многом имеет историческое влияние, поскольку все традиционные идеологии, что его замаскировали и поглотили, канули в века, а современные идеологии слишком бедны на содержание, чтобы держать его в узде. И вот, так и появился современный человек: всё чаще прозябающий на кушетке психоаналитика, совершающий регулярные паломничества в психологические гуру-центры и терапевтические группы, заполняя всё больше и больше коек психиатрических больниц. Давайте же рассмотрим каждый из этих трёх аспектов более подробно.
Сперва поговорим о проблеме личного характера. Когда мы утверждаем, что невроз отражает истину жизни, мы снова подразумеваем, что жизнь — это непреодолимая проблема для животного, свободного от инстинкта. Человек вынужден защищаться от мира, и ему доступен только один способ, как и любому другому животному: сужая мир, отключая переживания, развить забвение как в отношении ужаса, присущего миру, так и в отношении собственной тревожности. В противном случае он был бы лишён возможности действовать.
Сложно переоценить великий урок фрейдистской психологии: подавление — это нормальная самозащита и творческое самоограничение — в подлинном смысле естественная замена инстинкта у человеческого вида. Ранк предлагает идеальный термин для этого естественного человеческого таланта: он называет его «парциализацией» и справедливо считает, что полноценная жизнь без него невозможна. То, что мы называем хорошо приспособленным человеком, это лишь способность разделять мир на удобные для взаимодействия с ними части.Я использовал термин «фетишизация», что по факту является той же идеей: «нормальный» человек откусывает от жизни ровно такой кусок, который способен прожевать и переварить, не более того.
Другими словами, человек не создан быть богом, чтобы вбирать в себя весь мир; он устроен, так же, как любое другое существо, для того, чтобы занять своё место. Боги могут воспринять всю целостность бытия, потому что только им оно полностью понятно, его причины и явления. Но как только человек поднимает свой нос выше травы и начинает принюхиваться к проблемам вечности, таким как жизнь и смерть, в чём смысл цветка или звёздного скопления, — он в беде. Большинство избавляет себя от таких задач, утыкаясь в мелкие житейские смыслы, общество же размечает им для этого рамки и путь чрез них. Это такие люди, кого Кьеркегор называл «непосредственными» людьми и «обывателями». Они «успокаивают себя тривиальным» — и поэтому могут вести нормальную жизнь.
Перед нами сразу открывается чрезвычайно плодородный горизонт, который виден во всех наших размышлениях о психическом здоровье и «нормальном» поведении. Чтобы адекватно функционировать, человеку должно начать с серьёзного сужения мира и самого себя. Можно сказать, что сущность нормальности состоит в отказе от действительности.То, что мы называем неврозом, отражает именно суть этой концепции: у одних людей больше проблем со своей ложью, чем у других. Мир для невротика невыносим, и техники, которые он вырабатывает с целью того, чтобы держать мир в узде и ограничивать его, в конечном счете начинают душить его самого. В двух словах, невроз — это ошибка неуклюжей лжи о реальности.
В то же время, можно заметить, что нет чёткой границы между человеком нормальным и невротиком, поскольку все мы лжем и все в некотором роде связаны ложью. Невроз, таким образом, это что-то общее для всех нас; он универсален. Или, другими словами, нормальность — это невроз, и наоборот. Мы называем человека «невротиком», когда его ложь начинает оказывать пагубное воздействие на него самого или на окружающих его людей, и он ищет клиническую помощь, чтобы избавится от невроза, или другие делают это за него.
В противном случае мы называем отказ от реальности «нормальным», потому что он не вызывает каких-либо видимых проблем. Всё действительно так просто. В конце концов, если кто-то, кто живёт один, хочет вставать с постели полдюжины раз, чтобы убедиться, точно ли дверь заперта, или кто-то другой моет и сушит руки ровно три раза подряд или использует половину рулона туалетной бумаги при каждой необходимости — для человека постороннего в этом нет никакой проблемы. Невротики такого типа пытаются снискать свою уверенность перед лицом тварного бытия относительно безобидными и непритязательными способами.
Но все становится более сложным, когда мы видим, как ложь о реальности даёт сбой. В таком случае мы классифицируем человека как «невротика». И для этого есть множество поводов, исходя из широкого диапазона человеческого опыта. Говоря в общем, мы характеризуем невротичным любой образ жизни, при котором восприятие человека начинает сужаться настолько, что препятствует свободному движению вперёд, новому выбору и росту, которые могут быть желанными для человека и в которых он может нуждаться. К примеру, невротик, что пытается найти свое спасение исключительно в любовных отношениях и которого эта идея-фикс сокрушает. Он может стать чрезмерно пассивным и зависимым, опасаясь риска быть самому по себе, жить без своего партнёра, независимо от того, как этот партнёр с ним обращается. Объект стал его «Всем», поглотил его мир; и он свел себя к простому отражению другого.
Такой тип личности часто ищет клинической помощи. Он чувствует себя пленником своих зауженных перспектив, и хотя нуждается в своём особом «запределье», слишком боится сделать шаг вперёд. В терминах, которые мы использовали ранее, мы могли бы сказать, что его «безопасный» героизм не работает; он душит его, отравляет тупым осознанием того, что всё это настолько не связано с каким-либо риском, что в этом вообще нет чего-либо героического. Самообман по поводу личного потенциального развития — ещё один источник чувства вины.
Это одно из самых коварных ежедневных внутренних терзаний, которое может испытывать человек. Помните, что чувство вины — это путы, в которые попадает человек, когда его усмиряет и останавливает что-то, чего он не понимает, когда силы мира, что его окружают, затмевают его собственную личность. Но несчастье человека заключается в том, что такое чувство вины может добраться до него двумя путями: как замешательство, пришедшее извне и изнутри — то есть, тупик потенциального развития. Вина возникает как следствие ощущения упущения жизни, “внутренней смерти”.
Ещё более поразительными являются те небезызвестные нам сбои самообмана в отношении действительности, которые мы называем навязчивыми и иррациональными побуждениями, фобиями всех видов. В таких случаях мы наблюдаем результат слишком активной фетишизации или парциализации, слишком большого сужения мира, оказывающего влияние на нашу деятельность. В результате человек становится жертвой собственной ограниченности. Одно дело ритуально мыть руки по три раза; другое — намывать их до тех пор, пока руки не начнут кровоточить, проводя большую часть дня в ванной комнате.
Здесь мы как бы видим в чистом культурном выражении то, что поставлено на карту во всех человеческих репрессиях: страх жизни и смерти. Безопасность перед лицом настоящего ужаса животного существования становится настоящей проблемой для человека. Он чувствует себя уязвимым — и на самом деле так и есть! Но он реагирует слишком категорично, слишком жестко. Он боится выйти на улицу, подняться в лифте или воспользоваться каким-либо транспортом. В этой крайности человек как бы говорит себе: «Если я вообще что-нибудь сделаю … я умру».
Мы можем увидеть, что такой симптом — это попытка жить, попытка дать себе волю, при сохранении должного уровня уверенности. Страх жизни и смерти заключён в этом симптоме. Если человек чувствует себя уязвимым, то это потому, что он ощущает себя неполноценным и посредственным, недостаточно великим или могучим, чтобы противостоять ужасам вселенной. И человек таким образом решает проблему своей потребности в совершенстве (значительности, неуязвимости), выраженную в таком симптоме как, скажем, мытьё рук или избегание секса в брачных отношениях.
Можно сказать, что симптом сам по себе представляет собой локус проявления героизма. Неудивительно, что человек не способен отказаться от этого: такой отказ высвободит весь поток ужаса, который он пытается отрицать и преодолеть. Если все яйца сложены в одну корзинку, за неё нужно держаться всю жизнь. Это как если бы нужно было взять весь мир и вжать его в один объект или в один страх. Становится очевидной та же творческая динамика, которую личность использует при переносе, когда она вжимает весь ужас и величие творения в объект переноса.
Вот что имел в виду Ранк, когда сказал, что невроз представляет собой творческую силу, сбившуюся с пути и поставленную в тупик. Человек на самом деле не знает, в чем проблема, но он находит хитроумный способ продолжать ее преодолевать. Стоит отметить, что сам Фрейд использовал выражение «невроз переноса» как собирательный термин для истерических страхов и неврозов навязчивых состояний. [8] Мы можем утверждать, что Ранк и современная психиатрия попросту упростили и довели до ума это базовое понимание, возложив бремя причинно-следственной связи на страх жизни и смерти, а не только на эдипальную динамику.
Недавно один молодой психиатр красиво подытожил всё вышесказанное:“Очевидно, что отчаяние и страдание, на которые жалуется пациент, не являются результатом таких симптомов, а скорее являются причинами к их существованию. На самом деле, именно эти симптомы защищают его от мучений глубоких противоречий, лежащих в основе человеческого существования. Индивидуальная фобия или одержимость — это то самое средство, с помощью которого человек … облегчает бремя повседневных задач… то, что даёт ему силы… умерить чувство своей незначительности.Таким образом, невротические симптомы служат для уменьшения и сужения — волшебным образом преобразуют мир, так что невротик может отвлечься от мыслей о смерти, чувства вины и общей бессмысленности происходящего. Невротик, озабоченный своим симптомом, приходит к убеждению, что его главной задачей является противостояние его особой одержимости или фобии. В некотором смысле его невроз позволяет ему взять под контроль свою судьбу — преобразовать всё значение жизни в упрощённый смысл, берущий начало в его вымышленном мире.”
Ирония состоит в том, что сведя себя на нет посредством невроза, человек стремится избежать смерти, но при этом он убивает столь весомую часть себя и ограничивает такой большой спектр своей деятельности, что фактически изолируется и делает себя слабее — становится тем же мертвецом. У живого существа просто нет возможности избежать жизни и смерти, и, возможно, поэтическая справедливость заключается в том, что, если он слишком старается добиться этого, он уничтожает себя.
Эрнест Беккер – Отрицание смерти
Круто 🙏