НАУЧНОСТЬ ПСИХОЛОГИИ Проблема научности психологии чрезвычайно многогранна, поэтому далее придется ограничиться лишь несколькими общими…

НАУЧНОСТЬ ПСИХОЛОГИИ

Проблема научности психологии чрезвычайно многогранна, поэтому далее придется ограничиться лишь несколькими общими предварительными замечаниями. Первое замечание связано с трудностью в определении критериев научности для той или иной сферы интеллектуальной деятельности, в данном случае – психологии.

Трудность решения этого вопроса заключается в том, что критерии научности сильно изменились за последние три столетия, и те критерии, которыми руководствовались Кант и его современники, отличаются от тех, на которые ориентировались Юнг и его коллеги, и уж тем более – от представлений о научности современных психологов и
философов, которые в решении этого вопроса далеки от единства. Все это чрезвычайно затрудняет выбор «системы координат» для адекватного анализа проблемы, поставленной в настоящей статье, и может вызвать подозрение, что историко-сравнительный метод, выбранный в качестве инструмента анализа, здесь неприменим
ввиду невозможности найти общее основание для сопоставления и сравнения кантовских и юнговских суждений о научности психологии. Однако это не так. Такое основание есть.

Критерий, который соблюдается в строгих науках и к которому обращались и Кант, и Юнг в своих попытках прояснить научный статус психологии, – это применимость математических количественных методов к познанию предмета той или иной науки. Дискуссии о возможности применения такого критерия к психологии продолжаются до сих пор. Одним из важных аспектов данной проблемы является определение единицы измерения (как, например, единицы измерения силы в физике), с помощью которой описание любого исследуемого явления поддается формализации.

Второе замечание касается того, что решение вопроса о научности психологии в некотором смысле находится в прямой зависимости от решения проблемы психофизического параллелизма. Пока в этом споре не будет поставлена точка, не станут в полной мере удовлетворительными аргументы тех, кто полагает, что психическое можно свести к физиологическому. Физиологические параметры, такие как кривая пульса, дыхания и психогальванический эффект, ученые научились считывать и интерпретировать сравнительно давно, используя при этом согласованный математический аппарат и точный инструментарий, – именно этим открытиям обязан своим появлением, например, полиграф.

Однако тот же Юнг не склонен был рассматривать данные «детектора лжи» в качестве достоверного источника информации о состоянии психики, так как полиграф фиксирует только состояния тела. То, что проблема психофизического параллелизма так просто не решается, стало очевидно еще на стадии возникновения эмпирической и рациональной психологии.

Вольф, опираясь на выдвинутое Лейбницем предположение о наличии
бессознательных элементов, влияющих на сознание, – «малых» или «незаметных» восприятий, – продолжил готовить почву для появления философии и психологии бессознательного и ввел в научный оборот такое понятие, как «темные представления», которым оперирует и Кант.

В свою очередь Э. Платнер, двигаясь в обозначенном Лейбницем и
Вольфом русле, не только разрабатывает концепцию темных представлений, но и является, по мнению некоторых исследователей, автором, впервые употребившим на немецком языке близкий по
смыслу понятию «бессознательное» термин «Unbewußtseyn».

Третье замечание состоит в том, что еще более серьезным препятствием на пути к созданию научной психологии остаются сформулированные Кантом затруднения. Их «сердцевину» составляет тезис о невозможности применения математического аппарата к изучению души. С данным положением, как это ни парадоксально, согласен и Юнг.

Несмотря на то, что он прославился как психиатр-практик и представитель научной психологии, сделал свои базовые открытия на основе анализа богатейшего эмпирического, в том числе – экспериментального материала, он пишет о невозможности использования количественных математических методов в психологии (особенно при изучении бессознательного)
и уж тем более выстраивания психологии по образцу физики. Тем самым он разделяет пессимизм Канта по поводу перспектив построения научной эмпирической психологии. В частности, Юнг с сожалением пишет, что за все время развития психология так и не сформировала согласованного математического аппарата, поэтому «все ее расчеты субъективны и пристрастны».

Кроме того, осмысливая еще одну ключевую проблему – совпадения объекта и субъекта в процессе изучения психики, – он не без иронии замечает, что если бы физика оказалась в ситуации психологии, то «она бы не смогла ничего сделать, за исключением того, чтобы предоставить физический процесс в распоряжение самих приборов, которые следили бы за их протеканием». О том, какое отношение Кант, посвятивший жизнь изучению сознания и границ человеческого разума и разумности, имеет к философии и психологии бессознательного, довольно подробно рассказывается в двух коллективных монографиях.

Изложенные в них результаты исследований позволяют с высокой степенью уверенности утверждать, что в наибольшей мере развитие представлений о бессознательном в XIX в. определили Лейбниц и Кант . Что же касается того, какое отношение Юнг имеет к Канту, вкратце отмечу, что роднит этих двух мыслителей априоризм, давший всходы в учении Юнга об архетипах коллективного бессознательного, которые суть априорные условия возможности психического опыта; общая методологическая установка с четким определением границ конститутивного и регулятивного употребления понятий и идей и тяготением к своеобразному эпохе, когда приходится иметь дело с рефлективной способностью суждения; отрицание существования врожденных идей; стремление найти опосредующее звено между знанием практическим и теоретическим, что у Канта вылилось в учение о способности суждения, а у Юнга – в представление о психойдном факторе (или трансцендентных материи и духе) и синхронистичности.

Ко многим сходствам в идеях Канта и Юнга добавляется их единодушие в отрицании возможности научной психологии, причем их аргументы хоть и различаются (как и состояние современной им науки), но в общих чертах (а порой даже в деталях) они подобны. Начать следует с того, что Юнг, как и Кант, говоря о невозможности психологии как науки, выделяет те же две фундаментальные проблемы: совпадение субъекта и объекта и невозможность применения математических количественных методов для изучения психического.

Имея в виду проблему совпадения субъекта и объекта исследования, Юнг пишет, что «для психологии не существует среды, в которой она могла бы отражаться: она может только изображать себя в себе и описывать саму себя». Поэтому он вынужден определить ее как «вхождение психического процесса в сознание, а не, в широком смысле, объяснение этого процесса, поскольку нет предположения, как психическое может быть чем-то другим, кроме самого психического процесса. Психология обрекает себя на исчезновение в качестве науки, и в этом отношении она точно достигает своей научной цели».

В этом фрагменте выражена чрезвычайно характерная для Юнга позиция. В его представлении психология – это не что-то абстрактное, некая школьная дисциплина или точная, безразличная к своему предмету наука, а цель, путь и суть психического процесса. Именно поэтому последнее предложение в приведенном отрывке имеет, на первый взгляд, форму буддистского коана или хайдеггеровского высказывания.

Однако Юнг действительно видит цель психологии как науки в раскрытии сущности психического процесса, но она достигается только в самом психическом процессе, по отношению к которому нет ничего внешнего. Конечная цель – индивидуация – особая стадия развития души, при которой происходит конструктивная интеграция сознательных и бессознательных содержаний.

Закрепляя результаты антропологического поворота, совершенного Кантом, а также следуя его концепции внутреннего чувства, Юнг говорит о психической реальности – esse in anima – как о «единственной форме бытия, которую мы можем переживать непосредственно. Мы не можем выделить ни одной формы бытия, которая не являлась бы психической в первую очередь». Даже «математическое мышление – это также психическая функция».

Развивая аргумент Канта о том, что в процессе познания души наблюдение искажает наблюдаемое, Юнг распространяет его и на материю. Он говорит, что «психическое – это опорная точка мира: оно является не только одним из важнейших условий существования мира в целом, но также вмешивается в существующий естественный порядок, и никто не может с определенностью сказать, каковы границы этого вмешательства».

Поэтому Юнг настаивает на необходимости создания новой модели бытия, учитывающей тотальное проникновение психического фактора во всю ткань сущего и «неконтролируемое влияние наблюдателя на наблюдаемую систему, в результате чего реальность иногда теряет свой объективный характер и к картине мира физиков присоединяется субъективный элемент». Кстати, юнговская идея о том, что психика влияет на материю, причем не только «стандартным», но и акаузальным – синхронистическим – вневременным и внепространственным образом, позволила найти точки соприкосновения аналитической психологии и квантовой физики, что отразилось в идеях В. Паули и П. Йордана.

Что касается возражения против возможности научной психологии, основанного на установлении принципиальной неприменимости количественных методов измерения к психическим процессам, то на этот счет Юнг высказывается не менее категорично, чем Кант. В первую очередь это связано с особенностями бессознательных областей психики. В частности, Юнг поясняет, что «нельзя психологические
теории формулировать математически, поскольку мы не имеем единицы измерения, с помощью которой можно было бы оценивать количество психического. Мы можем опираться только на качественные его характеристики, то есть на ощутимые, познаваемые явления.

Соответственно, психология лишается права делать какие-либо обоснованные утверждения о состоянии бессознательного – другими словами, маловероятно, что какое-либо утверждение о состояниях или процессах в бессознательном будет когда-либо обосновано научно».
В этом кроется главное различие физики и психологии, так как «физики определяют количества и их соотношения; психологи определяют качества, не будучи способными измерить количество».

Правда, Юнг заостряет внимание на том, что, невзирая на эти трудности, «и психологи, и физики приходят к очень близким идеям».
Раз так, то, может быть, Юнг, как и Кант, предусматривает какую-то возможность превращения психологии в науку при соблюдении определенных условий? Но не будем забегать вперед.

Юнг говорит, что «в психологии точное измерение количеств заменяется приблизительным определением степеней интенсивности, для чего, в противоположность физикам, мы заручаемся поддержкой чувственной (оценочной) функции». Чтобы в такой ситуации психология стала наукой, Юнг вслед за Н.Я. Гротом утверждает, что для этого нужно рассматривать психическое в динамике, «чтобы к нему была применима формула энергии».

Только тогда для изучения станет доступным некий количественный аспект психического. Однако все равно главной трудностью психологии остается то, что невозможно выйти за границы психического процесса и перевести его в более удобную для стороннего изучения среду.Тем не менее, подобно Канту, Юнг предполагает возможность для психологии стать полноценной наукой. Годы наблюдений привели его к мысли, что «психическое – это не хаос… а объективная реальность», которая может быть исследована естественнонаучными методами. В одной из своих статей он вообще утверждает, что аналитическая психология – это не вид мировоззрения, а наука.

Здесь, правда, нужно пояснить, что аналитическая психология в данном контексте называется наукой только лишь для того, чтобы осадить тех, кто слишком догматически воспринял психологию в качестве пути к
саморазвитию. Юнг не без иронии замечает, что «немало людей сегодня видят в аналитической психологии мировоззренческие черты. Хотелось бы мне быть одним из них, потому что тогда я был бы избавлен от необходимости проводить трудоемкие исследования и от сомнений и смог бы предельно ясно и просто указать путь, ведущий в рай».

Другой момент, явно указывающий на возможность научной психологии, как и у Канта, связан с тем, что дух и материя находятся в теснейшем взаимодействии. Большим подспорьем в этом плане стала концепция Юнга об unus mundus. Общий смысл этой идеи, позаимствованной у алхимиков, сводится к тому, что физические и психические процессы управляются едиными принципами, так как протекают в изначально едином мироздании, где разделение на физическое и психическое является скорее результатом ограниченности нашего восприятия.

Однако на то, что «непсихическое может проявлять себя подобно психическому, и наоборот», указывает феномен наличия акаузальной связи между содержаниями психики и событиями физического мира, названный Юнгом синхронистичностью. Конечно, из-за необходимости иметь дело с синхронистичностью точность психологии как науки может пострадать. Однако поскольку душа – это не материальная точка, движущаяся равномерно и прямолинейно в вакууме, то и требования к ее доскональному изучению должны быть несколько иными. Здесь Юнг призывает на помощь Канта. Ведь несмотря на то, что психическое не познается как предмет естественных наук, психология вполне может довольствоваться пониманием.

В этом плане, пишет Юнг, «Кант дает весьма глубокое определение “понимания”: он говорит, что оно состоит в постижении вещи в той мере, которая достаточна для данной цели», а психология как путь раскрытия психического как раз имеет своей целью индивидуацию, давая достаточно материала, необходимого для понимания.

Последний важный аспект, который хотелось бы здесь отразить, состоит в том, что, подобно Канту, Юнг видел будущее психологии как точной науки в отыскании возможности указания априорного созерцания психических процессов в пространстве, несмотря на то, что они протекают, согласно Канту, только в одном измерении – времени.

Дело в том, что на Юнга оказали влияние представители энергетизма, прежде всего Грот. Энергетизм занимает важное место среди юнговских идей, начиная от выхода в свет статьи «О психической энергии», где они были сформулированы впервые, вплоть до публикации в 1947 г. работы «О природе психического» (переиздана в 1954 г.). Объяснить такую преданность Юнга данной концепции можно, только предположив, что зрелый Юнг пытался обойти наложенное Кантом ограничение на математическое познание внутреннего опыта, связанное с тем, что внутреннее чувство может быть дано только во времени, а для науки в строгом смысле требуется указать созерцание в пространстве.

По Юнгу, только применение формулы энергии к психическим процессам может решить эту задачу, поскольку «масса и энергия обладают одной природой» и из этого вытекает, что «понятия массы и скорости вполне применимы для характеристики психического в той мере, в какой оно проявляет себя в пространстве». Здесь, правда, следует оговориться, что даже если психологам удастся указать принцип представления психических процессов в пространстве, то нужно будет придумать, что же делать с синхронистичностью и соответственно вневременностью и внепространственностью психического, как оно есть, а не как оно является. С другой стороны, вопрос этот не слишком актуален, так как выходит за пределы трансцендентального и стремится в область трансцендентного, поскольку его решение связано с психойдным фактором, очерчивающим границу феноменального мира и, перефразируя Канта, сферу возможного психического опыта.

Юнг прекрасно понимает, что буквальное соответствие между положениями психологии и физики установить невозможно. Однако изучение существующих между ними аналогий имеет большой эвристический потенциал, и сами эти аналогии «достаточно значимы для того, чтобы служить поводом для серьезного обсуждения».

В.В. Балановский — Кант и Юнг о невозможности научной психологии

#НаучныеИсследования